– Смотри, Рональд, правда, как мило? Крохотный букетик фиалок – ах, вот карточка: «Спасибо тебе, дорогая Лиза, за каждый незабвенный раз, с любовью от Тони».
– Как это странно звучит. Ты уверенна...
– Интересно, что это за Тони.
– Видишь, Джанет, вот громадный венок из желтых роз – это от миссис Петтигру. Должно быть, стоил бешенных денег.
– Как ты сказала? – переспросила туговатая на ухо Джанет.
– Да вот, венок от миссис Петтигру. За бешеные, должно быть, деньги.
– Ш-ш-ш, – предупредила Джанет, оглянувшись. И действительно, миссис Петтигру, с очень давних пор Лизина экономка, приближалась к ним – обычной уверенной поступью, безукоризненно одетая. Согбенная над цветами Джанет мучительно выпрямилась и обернулась навстречу миссис Петтигру. Пусть уж ее, ладно, пожмет руку.
– Благодарю вас за все, что вы сделали для моей сестры, – строго сказала Джанет.
– Я делала это с радостью, – проговорила миссис Петтигру изумительно мягким голосом. Понятно было, что Джанет намекает на завещание. – Я ее, миссис Брук, бедняжку, любила.
Джанет милостиво наклонила голову, жестко высвободила руку и грубо повернулась спиной.
– А как бы увидеть пепел? – во всеуслышание вопросил Перси Мэннеринг, выходя из церкви. – Можно его как-нибудь увидеть?
Он так галдел, что племянник Лизы и его жена встрепенулись и огляделись.
– Хочу видеть ее пепел, если это возможно. – Поэт прижал к стене даму Летти, как бы от нее требуя немедленного исполнения своих желаний. Дама Летти чувствовала, что этот мужчина какой-то не такой. Она ускользнула от его хватки.
– Он из этих – из Лизиных поэтов-живописцев, – шепнула она Джону Джопабокому, отнюдь не ожидая, что тот скажет «А-а», поклонится Перси и приподнимет шляпу.
Годфри сделал шаг назад и наступил на россыпь красных гвоздик.
– Ах, извините, – сказал он гвоздикам, спешно выбравшись из них, рассердился собственной глупости и, удостоверившись, что никто его, во всяком случае, не видел, отошел он потоптанных цветов.
– За каким чертом этому типу пепел? – спросил он у Летти.
– Ну как – хочет на него посмотреть. Убедиться, что он действительно стал серый. Вообще гадкий человек.
– Конечно, серый, а как же. Он, по-видимому, утратил все свои физические способности. Если только они у него были.
– Насчет способностей не знаю, – сказала Летти. – Но вот чувств у него никогда никаких не было.
Цунами Джопабоком, увенчанная высокой сиреневой прической, затянутая в корсет, произнесла так, что слова ее раскатились по Поминальному саду:
– Для некоторых нет ничего святого.
– Мадам, – сказал Перси, осклабив зеленые останки былых зубов, – если для меня есть что святое, так это пепел Лизы Брук. И я желаю видеть его. Желаю приложиться к нему губами, если он достаточно остыл. Куда подевался этот клерикал? Пепел наверняка у него.
– Видишь, вон там – Лизина экономка? – спросила Летти у Годфри.
– Да, да, я как раз думал...
– Вот и я как раз подумала, – сказала Летти, которая думала, что если миссис Петтигру ищет место, то не возьмется ли она присматривать за Чармиан.
– Но, по-моему, нам бы нужна такая женщина помоложе. Эта все-таки, сколько я помню, на восьмом десятке, – сказал Годфри.
– Миссис Петтигру крепче лошади, – сказала дама Летти, окидывая взглядом лошадника стати миссис Петтигру. – И по нынешним временам вряд ли возможно нанять молодую.
– А способности все при ней?
– Разумеется. Лиза у нее ходила по струнке.
– Да, но Чармиан будет против...
– С Чармиан нужна строгость. Ей нужна твердая рука. Да она просто-напросто распадется на части, если ты ее не возьмешь в руки. Нет, Чармиан нужна твердая рука. Иного выхода нет.
– Но как же все-таки миссис Энтони? – колебался Годфри. – Эта голубушка может не поладить с миссис Энтони. Ужасно будет, если мы ее потеряем.
– Если ты безотлагательно не подыщешь кого-нибудь ухаживать за Чармиан, ты миссис Энтони и так потеряешь. Чармиан, знаешь ли, для нее не подарочек. Вот и потеряешь, обязательно потеряешь миссис Энтони. Чармиан все время ее называет Тэйлор – кому это понравится? Ты на кого уставился?