Собрав все документы, я сунул их в карман, чтобы впоследствии уничтожить без следа.
Пришло время поработать ножом. Я отрезал его руки до локтей, поразившись при этом их изяществу и обратив внимание на тщательно ухоженные ногти.
Да, этот человек себя очень любил и, надо сказать, имел на то основания. Так, теперь голова… Мне понадобилась недюжинная сила, чтобы отсечь ее, причем я старался резать только сухожилия и мелкие кости, не касаясь самого черепа. Глаза закрывать я не стал. Во взгляде мертвеца нет ничего завораживающего, он совершенно лишен какой-либо выразительности. Без–жизненные губы казались мягкими, а кожа на щеках разгладилась. Отрезанные части – голову и руки – я положил в два разных мешка, затем, как мог, затолкал в третий мешок то, что осталось.
Ковер на полу был тоже забрызган кровью. Плохо, очень плохо, тем более что ковры лежали здесь в не–сколько слоев – обычное дело для хранилища рари–тетов. Ладно, главное – убрать тело. Не будет тела – не будет и трупного запаха, который может привлечь внимание соседей. А если тело исчезнет, то никто ни–когда не узнает, что произошло с этим человеком на самом деле. Так будет лучше в первую очередь для Доры: пребывать в неведении, пусть даже мучиться неиз–вестностью все же предпочтительнее, чем увидеть сде–ланные крупным планом фотографии того кошмара, который я здесь сотворил.
Напоследок я еще раз обвел взглядом невозмути–мо-мрачного ангела – или дьявола, или кем он мог быть еще, – пышную гриву его волос, красиво очер–ченные губы и огромные глаза. Потом, взвалив на плечо все три мешка, словно рождественский Санта Клаус, я вышел из квартиры, чтобы избавиться от тела Роджера.
Это оказалось делом несложным и заняло у меня всего около часа, предоставив тем самым время для размышлений.
Я медленно брел по темным, пустым, заснежен–ным улицам городских окраин в поисках куч строительных отходов, мусорных свалок и тому подобных малопривлекательных уголков, куда редко кто риску–ет заглядывать и расчищать которые в ближайшее время явно никто не станет.
Мешок с руками я зарыл в огромную кучу всякого хлама, наваленного под путепроводом одной из ско–ростных автострад. Неподалеку от того места я за–метил нескольких смертных. Завернувшись в одеяла, они сидели возле огня, разожженного в небольшом жестяном ящике, и не обращали на меня ни малейшего внимания. Я постарался запихать мешок как можно глубже, чтобы он никому не попался на глаза и не вызвал соблазна в него заглянуть. Закончив ра–боту, я подошел к собравшейся вокруг огня компании – никто из них на меня даже не посмотрел – и бросил на землю несколько купюр. Ветер едва не подхватил легкие бумажки, однако в свете костра мгно–венно мелькнула чья-то рука, и купюры растворились во тьме.
– Спасибо, брат.
– Аминь, – откликнулся я.
Голову постигла примерно та же участь, но уже в другом месте, довольно далеко от того, где остались руки, – на задворках одного из ресторанов. Я утопил в грязной вонючей жиже кухонных отбросов и да–же не взглянул напоследок. Мне не терпелось изба–виться от этого трофея. Нет, человеческую голову нельзя назвать трофеем, и я бы ни за что не стал хранить ее в таком качестве. Даже мысль об этом каза–лась мне неприемлемой. Если какой-нибудь умираю–щий от голода несчастный и наткнется на нее, он никому не скажет о находке. Кстати, ресторан за–крылся несколько часов назад, и кучка голодающих уже топталась возле задних дверей в ожидании своей порции помидоров, салата, спагетти и хлебных корок.
А отбросы постепенно замерзали, и ледяные сгустки хрустели под моими руками, пока я заталкивал голо–ву в самую сердцевину отвратительного месива.
С последним мешком на плече я направился назад к центру города. Осталось найти укромное местеч–ко для изломанного торса с ногами и предплечьями. Я шел по Пятой авеню, мимо отеля, где спала Дора, мимо собора Святого Патрика, мимо шикарных ма–газинов. Смертные спешили по своим делам, скрыва–лись то за одной, то за другой дверью; таксисты бе–шено сигналили, злясь на водителей медлительных, неповоротливых лимузинов.
Я шел все дальше и дальше, шлепая по грязи и про–клиная самого себя. Меня раздражал исходивший из мешка запах. Однако пиршество было поистине вос–хитительным и стоило того, чтобы я потрудился, уничтожая его следы.
Мои бессмертные соплеменники – Мариус, Арман и все остальные друзья, любовники и враги – всегда ругали меня за нежелание «избавляться от останков». Что ж, на этот раз Лестат будет пример–ным вампиром и как следует приберет за собой.