– Да, именно так, – вслух произнес я, вытирая губы и оглядываясь. Я лежал на грязном снегу. По пе–реулку шли смертные. Они не желали, чтобы их кто-то беспокоил. А я и не собирался это делать. – Его месть. – Я еще раз вытер губы и шепотом продол–жил: – За все, что он любил, за его страсть к сокрови–щам, собранным в той квартире. И он обратил ее про–тив меня. Он понял. Он догадался, кто я. Он знал, как.
К тому же существо, которое следило за мной, никогда не выглядело таким спокойным, невозмути–мым, я бы даже сказал – задумчивым. Напротив, оно постоянно колебалось, клубилось, словно густой ту–ман. И потом, эти голоса. Конечно же, там, в кварти–ре, стояла самая обыкновенная статуя.
Я вскочил на ноги; злясь на самого себя за позор–ное бегство, за то, что упустил возможность насла–диться последними деталями ритуала убийства. Я был достаточно разъярен, чтобы немедленно вернуться обратно в квартиру и вновь пнуть лежащее на полу тело, а заодно и статую, которая, конечно же, опять превратилась в кусок гранита, едва лишь сознание окончательно покинуло мертвый разум моей жертвы.
Переломанные руки, плечи… Словно окровавлен–ное месиво, в которое я превратил его тело, вдохнуло жизнь в это существо и призвало его на помощь.
А Дора… Дора непременно узнает обо всем этом – о переломанных костях, о свернутой шее.
Я вышел на Пятую авеню. И подставил лицо ветру.
Поглубже засунув руки в карманы своего шерстя–ного блейзера, который в такой снегопад, конечно же, выглядел слишком легким и весьма неподходящим нарядом, я побрел дальше. «Ладно, черт бы тебя по–брал, – мысленно обратился я к нему, – ты догадал–ся, понял, кто я, и на несколько мгновений сумел за–ставить статую выглядеть словно живая».
Я замер на месте и устремил взгляд на другую сто–рону улицы, туда, где темнели на фоне снега деревья Сентрал-парка.
«А если эти события все же связаны, между со–бой, – теперь я разговаривал уже не со своей жерт–вой и не со статуей, а со своим преследователем, – приди и забери меня». Я больше не желал трястись от страха – наверное, я совсем потерял голову.
А где сейчас Дэвид? Скорее всего, охотится. Охо–тится… Как он любил это делать в джунглях Индии в те времена, когда был еще смертным. А я навсегда превратил его в охотника на братьев по разуму.
И тогда я принял решение.
Я намеревался немедленно вернуться в квартиру и собственными глазами убедиться в том, что статуя – это статуя, и не более. А затем мне предстояло сделать то, что я обязан был сделать ради Доры, – избавиться от трупа ее отца, .
Мне достаточно было нескольких минут, чтобы оказаться возле нужного дома, подняться по темной лестнице и вновь войти в уже знакомую прихожую. Я не желал больше мириться с собственным стра–хом – он раздражал меня, заставлял чувствовать себя униженным и приводил в ярость. Но в то же время, в очередной раз столкнувшись с чем-то неведомым, я испытывал небывалое возбуждение и любопытство.
В квартире явственно ощущался запах крови и мертвечины.
Больше я ничего не чувствовал и не слышал ни еди–ного звука. Я прошел в небольшое помещение, когда-то служившее кухней. Здесь до сих пор остались кое-какие предметы хозяйственного обихода, которыми, похоже, не пользовались со времени смерти возлюб–ленного моей жертвы. Ага, вот они! За сточной трубой Я нашел то, что искал, – коробку с зелеными пласти–ковыми мешками для мусора, как раз подходящими для того, чтобы упаковать останки.
Мне почему-то вдруг вспомнилось, что именно в такой мешок он затолкал и тело своей убитой же–ны – Терри. Я отчетливо видел это, когда пил его кровь. Ладно, к черту, сейчас не до этого. Он просто подсказал мне выход из положения.
Порывшись в кухонных принадлежностях и сто–ловых приборах, я не нашел ничего подходящего для предстоящей хирургической операции, поэтому просто выбрал самый большой нож с лезвием из углеро–дистой стали и вернулся в комнату. Все мой действия были нарочито решительными, я не позволял себе ни на секунду замешкаться или проявить хоть малейшие колебания. Смело войдя в гостиную, я обернулся и в упор посмотрел на гигантскую скульптуру.
Лучи галогенных ламп все так же были направле–ны в ее сторону. А вокруг царила тьма.
Обыкновенная статуя. Ангел с козлиными ногами.
«Лестат, ты полный идиот!»
Я подошел ближе и в который уже раз принялся рассматривать детали. Возможно, это не семнадцатый век. Да, работа явно ручная, но если обратить внима–ние на некоторые особенности, то можно предполо–жить, что скульптура создана гораздо позднее. А над–менное и мрачное выражение лица действительно заставляет вспомнить работы Уильяма Блейка – это злобное и порочное существо с козлиными ногами во многом сродни как святым, так и грешникам Блейка с их невинными и в то же время исполненными ярос–ти глазами.
Неожиданно мне отчаянно захотелось взять эту скульптуру на память, увезти ее в Новый Орлеан и по–ставить в своей комнате. Я готов был буквально рас–пластаться в страхе у ног этого холодно-безразличного, мрачного создания. И только теперь до меня дошло, что, если я действительно не поспешу принять опре–деленные меры, все эти сокровища будут безвозврат–но утеряны. Как только станет известно о смерти их владельца, они будут немедленно конфискованы и произойдет то, чего он больше всего опасался и о чем предупреждал Дору во время их последней встречи: самое ценное его имущество, его главное достояние перейдет в чужие, равнодушные руки.
Тогда она в ответ лишь повернулась к нему спиной и согнув худенькие плечи, заплакала – несчастная, охваченная горем и ужасом девочка, лишенная воз–можности дать утешение человеку, которого любила больше всех на свете.
Я взглянул на распростертое на полу искалеченное тело. Его еще не успел коснуться тлен, и выглядело оно так, будто человек попал в жуткую аварию или стал жертвой жестокого и безжалостного убийцы. Спутан–ные черные волосы, полуоткрытые глаза… На белой рубашке алели пятна крови – несколько оставшихся капель вытекли из открытых ран. Торс был неесте–ственно вывернут по отношению к ногам, поскольку я сломал ему не только шею, но и позвоночник.
Что ж, я вытащу труп отсюда и избавлюсь от него. Я позабочусь о том, чтобы о его смерти еще очень дол–го никто не узнал. И тогда следователи не станут до–кучать Доре. Я избавлю ее от горя и отчаяния, а тем временем подумаю, как сохранить для нее все эти со–кровища. Быть может, спрячу их пока в надежном месте.
Я достал из его кармана документы. Сплошь фаль–шивки. Кто бы сомневался.
Его настоящее имя было Роджер. Я знал это с са–мого начала. Но так его называла только Дора. Все свои сделки он проводил под вымышленными имена–ми, зачастую весьма экзотическими, иногда даже с не–ким средневековым звучанием. Этот паспорт был вы–писан на имя Фредерика Винкена. Забавное имечко. Фредерик Винкен…
Собрав все документы, я сунул их в карман, чтобы впоследствии уничтожить без следа.
Пришло время поработать ножом. Я отрезал его руки до локтей, поразившись при этом их изяществу и обратив внимание на тщательно ухоженные ногти.
Да, этот человек себя очень любил и, надо сказать, имел на то основания. Так, теперь голова… Мне понадобилась недюжинная сила, чтобы отсечь ее, причем я старался резать только сухожилия и мелкие кости, не касаясь самого черепа. Глаза закрывать я не стал. Во взгляде мертвеца нет ничего завораживающего, он совершенно лишен какой-либо выразительности. Без–жизненные губы казались мягкими, а кожа на щеках разгладилась. Отрезанные части – голову и руки – я положил в два разных мешка, затем, как мог, затолкал в третий мешок то, что осталось.
Ковер на полу был тоже забрызган кровью. Плохо, очень плохо, тем более что ковры лежали здесь в не–сколько слоев – обычное дело для хранилища рари–тетов. Ладно, главное – убрать тело. Не будет тела – не будет и трупного запаха, который может привлечь внимание соседей. А если тело исчезнет, то никто ни–когда не узнает, что произошло с этим человеком на самом деле. Так будет лучше в первую очередь для Доры: пребывать в неведении, пусть даже мучиться неиз–вестностью все же предпочтительнее, чем увидеть сде–ланные крупным планом фотографии того кошмара, который я здесь сотворил.