Напоследок я еще раз обвел взглядом невозмути–мо-мрачного ангела – или дьявола, или кем он мог быть еще, – пышную гриву его волос, красиво очер–ченные губы и огромные глаза. Потом, взвалив на плечо все три мешка, словно рождественский Санта Клаус, я вышел из квартиры, чтобы избавиться от тела Роджера.
Это оказалось делом несложным и заняло у меня всего около часа, предоставив тем самым время для размышлений.
Я медленно брел по темным, пустым, заснежен–ным улицам городских окраин в поисках куч строительных отходов, мусорных свалок и тому подобных малопривлекательных уголков, куда редко кто риску–ет заглядывать и расчищать которые в ближайшее время явно никто не станет.
Мешок с руками я зарыл в огромную кучу всякого хлама, наваленного под путепроводом одной из ско–ростных автострад. Неподалеку от того места я за–метил нескольких смертных. Завернувшись в одеяла, они сидели возле огня, разожженного в небольшом жестяном ящике, и не обращали на меня ни малейшего внимания. Я постарался запихать мешок как можно глубже, чтобы он никому не попался на глаза и не вызвал соблазна в него заглянуть. Закончив ра–боту, я подошел к собравшейся вокруг огня компании – никто из них на меня даже не посмотрел – и бросил на землю несколько купюр. Ветер едва не подхватил легкие бумажки, однако в свете костра мгно–венно мелькнула чья-то рука, и купюры растворились во тьме.
– Спасибо, брат.
– Аминь, – откликнулся я.
Голову постигла примерно та же участь, но уже в другом месте, довольно далеко от того, где остались руки, – на задворках одного из ресторанов. Я утопил в грязной вонючей жиже кухонных отбросов и да–же не взглянул напоследок. Мне не терпелось изба–виться от этого трофея. Нет, человеческую голову нельзя назвать трофеем, и я бы ни за что не стал хранить ее в таком качестве. Даже мысль об этом каза–лась мне неприемлемой. Если какой-нибудь умираю–щий от голода несчастный и наткнется на нее, он никому не скажет о находке. Кстати, ресторан за–крылся несколько часов назад, и кучка голодающих уже топталась возле задних дверей в ожидании своей порции помидоров, салата, спагетти и хлебных корок.
А отбросы постепенно замерзали, и ледяные сгустки хрустели под моими руками, пока я заталкивал голо–ву в самую сердцевину отвратительного месива.
С последним мешком на плече я направился назад к центру города. Осталось найти укромное местеч–ко для изломанного торса с ногами и предплечьями. Я шел по Пятой авеню, мимо отеля, где спала Дора, мимо собора Святого Патрика, мимо шикарных ма–газинов. Смертные спешили по своим делам, скрыва–лись то за одной, то за другой дверью; таксисты бе–шено сигналили, злясь на водителей медлительных, неповоротливых лимузинов.
Я шел все дальше и дальше, шлепая по грязи и про–клиная самого себя. Меня раздражал исходивший из мешка запах. Однако пиршество было поистине вос–хитительным и стоило того, чтобы я потрудился, уничтожая его следы.
Мои бессмертные соплеменники – Мариус, Арман и все остальные друзья, любовники и враги – всегда ругали меня за нежелание «избавляться от останков». Что ж, на этот раз Лестат будет пример–ным вампиром и как следует приберет за собой.
Неподалеку от Виллидж я наконец отыскал под–ходящее место – огромный склад, судя по разбитым окнам и огромной куче хлама внутри, давно забро–шенный. В воздухе витал запах гниющей плоти. Похоже, человек умер здесь довольно давно, однако холод замедлял процесс разложения и не позволял вони рас–пространиться за пределы помещения склада. Хотя, возможно, все дело было в равнодушии проходивших мимо людей.
Я прошел в глубь похожего на пещеру помещения. В нос ударили другие запахи – бензина, металла, кир–пича… Прямо посередине возвышалось нечто напо–минающее погребальный холм или пирамиду, а рядом стоял грузовик. Мотор был еще теплым, хотя по–близости я не увидел ни души.
Трупная вонь исходила именно от этой кучи, причем вскоре я понял, что мертвецов в ней зарыто как минимум трое, а может, и больше. Мне не терпелось поскорее убраться подальше от отвратительного мо–гильника, а потому я не собирался вдаваться в под–робности.
«Прекрасно, друг мой, покойся с миром на этом кладбище», – мысленно попрощался я со своей жерт–вой, зарывая мешок в самую глубину скопища битых бутылок, раздавленных жестяных банок, гниющих фруктов, обрывков картона и тряпок, обломков дере–ва и тому подобного хлама. Я едва не развалил эту го–ру, но, пару раз дрогнув, она все же устояла и вскоре приняла прежние очертания. Только одна пивная бутылка скатилась вниз и теперь поблескивала стек–лянным боком чуть в стороне от величественного по–гребального сооружения. Вокруг стояла тишина, на–рушаемая только писком и шорохом копошащихся где-то по сторонам крыс.
Я внимательно осмотрел грузовик. Сильно потрепанный, без регистрационных номеров, он все еще сохранял внутри запах недавно сидевших там смерт–ных. Ну какое мне дело, зачем они сюда приезжали и чем занимались? А въехали они сюда через огромные железные ворота и тем же путем, но только пешком покинули склад, не обратив внимания на возвышав–шийся посередине кладбищенский холм. Хотя, воз–можно, холм они и заметили и даже внесли туда свою лепту.
Я вышел наружу. Снегопад прекратился. Вокруг было пусто и уныло. На большом плоском камне лежал голый матрац, припорошенный снегом. Уличное освещение не работало. Я даже не мог сказать толком, где нахожусь.
Я направился в сторону реки, к оконечности острова, и вдруг наткнулся на церковь – одну из тех старинных церквушек, что уцелели на Манхэттене с незапамятных времен и рядом с которыми всегда можно найти маленькое кладбище за невысокой огра–дой и прочесть на его могильных плитах цифры, вызывающие в душе поистине благоговейный трепет: год 1704-й, а иногда даже – 1692-й.
Это был настоящий шедевр готической архитек–туры, маленький аналог собора Святого Патрика, возможно даже более изысканный и замысловатый в деталях, жемчужина, сияющая на фоне серого и не–приглядного пейзажа большого города.
Я присел на ступени церкви и прислонился спи–ной к стене. Великолепная резьба, сохранившаяся на полуразрушенных арках, не могла не вызвать моего восхищения, а кроме того, под защитой освященных камней я чувствовал себя гораздо увереннее.
Я был убежден, что моего преследователя побли–зости нет, я не слышал его шагов и. не ощущал ни–каких сигналов из иной реальности – похоже, мой сегодняшний поступок не спровоцировал ничего по–добного. Еще я был уверен в том, что статуя вовсе не оживала, и раз в моем кармане лежат документы Род–жера, то пройдут недели, если не месяцы, прежде чем Дора обратит внимание на долгое отсутствие отца, однако истинная причина исчезновения навсегда останется для нее тайной.
Все, хватит об этом. Приключение осталось в про–шлом. Я чувствовал себя лучше, гораздо лучше, чем во время беседы с Дэвидом. И правильно сделал, что все-таки вернулся обратно в квартиру и еще раз взглянул на ужасную статую из черного гранита.
Оставалась только одна проблема: мне казалось, что я буквально пропитан запахом Роджера. Роджер… До определенного момента он оставался для меня бе–зымянным – «жертвой», не более. Однако теперь я называл его Роджером. Это что, свидетельство пробу–дившейся любви к нему? Роджер, так его называла Дора, а еще – папочкой, Роже, просто отцом… «До–рогая, это Роже, – говорил он, звоня ей из Стамбула. – Ты можешь приехать во Флориду? Всего на несколько дней. Мне нужно поговорить с тобой…»
Я вытащил фальшивый паспорт. Ветер был обжи–гающе-холодным, снег больше не падал, а тот, что ле–жал на земле, постепенно превращался в твердую корку. Ни один смертный не стал бы сейчас сидеть вот так, в узком пустом проеме церковной двери, но мне здесь нравилось.
Я принялся изучать его документы. Бумаг было не–сколько, и все поддельные, смысл и содержание неко–торых я даже не понял. Египетская виза. Конечно, от–туда он тоже возил контрабанду. Винкен… Фамилия вызвала у меня улыбку – еще бы: слыша ее, смеются даже маленькие дети. Винкен, Блинкен и Нод… Это же из детских стишков, если я не ошибаюсь.