- Подождите несколько часов, хотя бы до полудня, а потом делайте, что хотите.
- Почему именно до полудня? - Лицо Поля, абсолютно ничем не запоминающееся, сейчас, без очков, показалось мне еще более невыразительным.
- Мне нужно это время.
Поль бросил на стол донесение и распорядился сделать несколько копий с него.
- Это будет зависеть от Лондона.
Я ощущал такую усталость, что мог только ответить:
- Пусть Лондон зависит от меня.
Как раз в это время оператор доложил об установлении связи с Лондоном и по указанию Поля передал мне трубку. Я поговорил немного с шефом и в конце концов должен был прямо заявить:
- Разумеется, сэр, вы можете приказать сейчас же разгромить штаб-квартиру "Феникса", но мы лишь частично выполним свою задачу, если вы дополнительно не дадите мне время до полудня. Даже во время обыска руководство "Феникса" может отдать распоряжение о начале операции "Трамплина и не исключено, что она окажется успешной. Дайте мне время до полудня, и мы будем знать о них абсолютно все.
Шеф ответил мне, что фактически я приставляю ему к виску револьвер и требую ответа. "Вот еще идиот! - подумал я. - Все последние дни человечество живет с пистолетом у виска!" Он спросил у меня, не мог ли бы я закончить свое дело пораньше.
- Постараюсь, сэр. Я должен все закончить значительно раньше, и полдень лишь крайний срок.
Шеф продолжал торговаться, и я под влиянием одного из тех импульсов, о которых потом обычно сожалею, сказал:
- А знаете, сэр, я оказался здесь в опасном положении, и мне пришлось взорвать гараж с семью машинами, принадлежавшими частным лицам.
Теперь я уже с удовольствием послушал начальника, а потом передал трубку Полю.
Пока Поль успокаивал шефа, я выпил еще кофе, а потом попросил соединить меня по телефону с генеральным прокурором.
- С кем, с кем?
- С Эбертом.
Я взял трубку, в которой долго звучали лишь гудки вызова, но потом услышал уже совершенно бодрый голос прокурора, хотя было еще только без четверти семь утра. Я попросил немедленно принять меня.
- У вас, должно быть, очень срочное дело, герр Квиллер?
- Да.
Прокурор ответил, что он к моим услугам, и положил трубку.
Поль как раз закончил разговор с Лондоном.
- Центру это все вовсе не нравится.
- Ну и на здоровье.
- Мне это тоже не нравится.
Таким образом, и Центр, и резидентура продолжали ворчать. Побыстрее - лишь бы только не обжечься - я выпил кофе, зная, что мне потребуется кофеин от усталости. Впервые в жизни мне предстояло сделать нечто такое, чего я терпеть не мог.
- Ничего, все будет в порядке, - успокоил я Поля.
- Мы, конечно, будем здесь до полудня, - сказал он и чуть не добавил напыщенно: "на нашем боевом посту".
Я понимал, что Поль задержит здесь всех работников резидентуры, с тем чтобы мучиться совместно. Он знал, что в любое время, пока я буду действовать в одиночку, нацисты могут схватить меня и, пытая, заставить говорить. Мои коллеги жили в такой опасности все последнее время, но сейчас обстановка осложнялась тем, что у нацистов истекло время. Работникам резидентуры вовсе не хотелось оказаться здесь, как в ловушке, когда на лифте поднимутся люди "Феникса" и начнут обстреливать их из пулеметов, размещенных в окнах домов на другой стороне улицы. Никто из них не испытывал желания попасть под прицельный огонь, при выходе из резидентуры и умирать, не имея даже возможности предупредить об опасности коллегу, следующего за ним.
Я прекрасно понимал, как им нелегко, и, конечно, симпатизировал им. У меня всегда устанавливались хорошие отношения с работниками местной резидентуры в любой стране, чего я никак не мог сказать о своих отношениях с этими чинушами и бюрократами из Центра.
- Противник пока действовать не будет, - сказал я Полю, - и вы ничем не рискуете. Фашисты уверены, что я подорван их бомбой, и все еще толкутся около пожара. Меня они больше искать не будут, и поэтому вам беспокоиться не следует.
С резидентурой вновь связался Лондон. Трубку взял Поль. Он долго слушал, потом положил трубку и сообщил мне:
- Центр связался со штабом британских войск в Берлине. Сегодня ровно в двенадцать часов дня британский комендант направляет в штаб-квартиру "Феникса" в Грюневальде четыре бронеавтомобиля с пятьюдесятью солдатами. ,
У работников Центра в Лондоне всегда начинается нервная дрожь, как только обстановка осложняется. Я посмотрел в окно. Улица начала наполняться машинами и пешеходами.
- Можно вызвать такси для меня? Кто одолжит мне пальто моего размера?
Мне показалось отсюда, что на улице сейчас должно быть еще особенно холодно, а мое пальто по-прежнему висело в кухне гостиницы "Центральная".
Пока я дождался такси и сел в него, снова повалил мокрый снег.
Эберт из вежливости сам открыл дверь и пригласил позавтракать с ним.
За столом прокурор показался мне более общительным и разговорчивым, чем в служебном кабинете. Он сразу же поинтересовался:
- Вы, герр Квиллер, очевидно, намереваетесь представить мне какого-то важного "клиента", не так ли?
- Даже несколько, господин генеральный прокурор, но официально мы уведомим вас об этом несколько позднее.
Эберт долго смотрел на меня из-под белесых бровей, а затем не спеша взял себе еще кусок пирога. Мне тут же пришла в голову мысль, что он, по существу, даже не знает, кто я такой.
- Но сейчас я пришел к вам не за этим, - продолжал я, - а для того, чтобы попросить об одном одолжении. Я хотел бы поговорить с одним человеком, и вы, вероятно, могли бы устроить нашу встречу. Я имею в виду господина министра федерального правительства Лобста.
Эберт задумался, явно в поисках какой-то связи между моей просьбой и нашим предыдущим разговором, но, не найдя ее, ответил:
- Да, конечно.
Эберт и Лобст работали в ведомствах, тесно соприкасающихся по работе, и хорошо знали друг друга. Я поэтому и пришел к Эберту.
Генеральный прокурор дважды позвонил куда-то по телефону, а затем сообщил, что господин Лобст будет рад принять меня у себя в министерстве в любое время после девяти часов. Он тут же попросил передать от него большой привет господину федеральному министру.
У меня еще оставалось сорок пять минут, и поэтому я нашел рано открывающуюся парикмахерскую, где побрился и сделал маникюр, чтобы не казаться таким усталым. Ровно в девять часов утра меня провели в кабинет министра. Он разговаривал по телефону, и приведший меня секретарь тихо выскользнул из кабинета, не дожидаясь, пока министр кончит говорить, повернется и взглянет на меня. Никакого значения для меня это не имело; я был готов действовать и в присутствии секретаря.
Лобст сидел, не шевелясь и даже не пытаясь протянуть руку к ящику стола, и я не спеша направился к нему. Министр хотел было встать, но я подскочил к нему и ребром ладони ударил по шее с таким расчетом, чтобы он ненадолго потерял сознание. Потом я запер дверь на ключ, вернулся к столу и сел на уголок.
- Ну-с, Цоссен, - начал я, - я хочу знать все. Цоссен моргал, пытаясь угрожающе смотреть на меня, на большее он был явно не способен, будучи человеком, не желающим унижать себя "грязной работой". Он только отдавал приказы и подписывал бумаги, а работать были обязаны его подчиненные.
- А мне доложили, что вы убиты, - пробормотал Цоссен, постепенно приходя в себя.
Я долго смотрел ему в лицо, не только жестокое, но и жадное. Это было хищное лицо с внимательными, жаждущими добычи глазами и длинными тонкими губами, растянутыми, подобно латинской букве "Н", между надутыми щеками. В штаб-квартире "Феникса" в Грюневальде я опознал его не по лицу, а по походке, когда он вышел из-за стола и направился к карте.
Это лицо могло принимать и еще одно обличье - третье, и я видел его на страницах газет, когда министр федерального правительства Эрнст Лобст выступал с какой-нибудь речью или встречал иностранного посла на Темпльхофском аэродроме. Поэтому-то я знал, где его искать.