Выбрать главу

     — Немного, голов пятьсот, наверное — по-прежнему плохо соображая, ответил Иван Васильевич.

     — Здорово — закатив глаза произнес Рыжая борода, спокойно взял со стола графин с водкой и, не обращая внимания на своих соратников, наполнил полный фужер (в нем до этого был сок), заглотил содержимое внутрь, громко отрыгнул, после чего опомнившись, произнес, слегка смутившись.

      — Я дико извиняюсь, господа.

<p>

</p>

     Мемориал ‘’Памяти августа 1991 года’’, откровенно разочаровал Карину Карловну, тоже самое, по всей видимости, испытывал и Эдуард Арсеньевич. Инна с Рыжей бородой остались равнодушны к модерновому объекту искусства, а Иннокентий Иванович с интересом изучал важнейшее, как символ эпохи произведение творческой мысли. Сам Иван Васильевич Подкулачник не пытался как-то рекламировать или нахваливать свой мемориал. Он лишь зевал, затем подкашливал и снова зевал.

     — Что-то не так, дорогой Иван Васильевич? — спросила Карина Карловна, услышав пятый или шестой зевок.

     — Спать что-то тянет. Комнаты вам приготовлены. Тетка Ефросинья свое дело знает.

     — Баньку, нам бы приготовить — нагло предложил Эдуард Арсеньевич.

     — Вечером будет, даже две — снова зевнув, ответил Иван Васильевич.

     — Как-то не очень отражает радостное событие, ближе к похоронной панихиде. Вы не обижайтесь Иван Васильевич — честно произнес Иннокентий Иванович.

     Иван Васильевич не стал спорить, а лишь произнес.

      — Да уж.

     Мемориал действительно выглядел странно. Это был памятник в виде гранитного обелиска, в основании которого была уложена зеленоватая мраморная плитка. Гранит имел металлическую рамку, которая давно некрашеная, заржавела. На верху этой конструкции находился металлический цветок кустарного изготовления. Еще имелась надпись: ‘’В честь событий открывших прямую дорогу к обогащению и свободе’’. Ни числа, ни года, при этом не было, а трава пролезла через стыки мраморной плитки. Птицы постарались не меньше, и, кажется, приблудная свинья сделала подкоп с одной стороны мемориала.

     Сам он находился на заднем дворе, возле двух больших строений складского назначения. Забор высотой не менее двух метров ограждал произведение искусства от посторонних глаз, он же создавал постоянную тень, делая мемориал еще ближе к кладбищенскому памятнику.

     Иван Васильевич подозвал невзрачного мужичка в доисторическом фартуке, стоявшего с метлой в отдалении от соратников, осматривающих мемориал.

     — Иди сюда, каналья

     Тот быстро подбежал к Ивану Васильевичу, заискивающе улыбнулся и снял серую кепку перед важными гостями хозяина.

     — Давай, наведи здесь полный порядок. И вообще, почему ты здесь не хера не убираешь? Не пойму что-то?

     — Так барин, не было указаний, мне на этот счет. Ефросинья Петровна ничего не говорили — промямлил мужичок в фартуке, его глазки испугано забегали.

     Иван Васильевич недовольно вздохнул, снова произнес.

      — Да уж.

     — С сегодняшнего дня, чтобы полный марафет был. Понял?

     — Понял барин. Чего здесь не понять.

     — Да еще краску возьми… — здесь Иван Васильевич засомневался, какую лучше выбрать.

     — Позолоту нужно — подсказала Карина Карловна.

     — Да возьми эту позолоту. Если нет, то Гришке скажи, чтобы привез.

     — Слушаюсь барин.

     — Иди уже, людям смотреть на тебя противно.

     — Тунеядец сразу видно — вставил свое умозаключение Рыжая борода.

     — Естественно, что тунеядец. Они все тунеядцы сраные. Спасу нет, на это дело. Только вот, где взять хорошего холопа. Трудно у нас с этим — угрюмо согласился с Рыжей бородой Иван Васильевич и при этом с сомнением глянул на самого рыжебородого...

<p>

</p>

     …— Здесь они голубчики, никуда не делись — довольный самим собой произнес Архип Архипович.

     — Кто из местных сказал? — спросил Митрофан Андреевич.

     — Не понадобилось этого, обошелся без всяких расспросов — гордо объявил Архип Архипович.

     — Я уже с десяток человек расспросил. Никто ничего не знает. Один старичок по имени Игнат, сказал мне.

      — Вроде строил Подкулачник какую-то гадость у себя во дворе. Пьяный, он об этом говорил с гордостью, только точно не знаю, давно было.

     — Так — эта мерзость, у него во дворе? Я думал, где-то в открытом поле — огорчился Архип Архипович.

     — Специально для нас, он, что ли готовил свой памятник — засмеялся Митрофан Андреевич — Давай присядем — предложил Митрофан, и они уселись на вкопанную в землю скамейку.

     — Ты Архип не рассказал, как узнал, что они здесь — напомнил Митрофан Андреевич.

     — Рыжую бороду видел, собственной персоной, на балконе у Подкулачника. Здесь Митрофан, ошибки быть не может. Теперь скажи, что делать будем?

     — Что делать? Что делать? Сам пока не знаю, у нас еще два дня в запасе. В общем нужно ларец добыть или извлечь, да и уничтожить.

     — Уничтожать мы будем?

     — Думаю, без помощи наших товарищей, мы и извлечь его не сможем. Уничтожать тоже вместе.

     — Можно у меня в топке его спалить. Ничего не останется.

     — Хорошая мысль Архип. Нужно сказать товарищу Репейсу, только думаю, они и сами знают, что с этим дерьмом делать.

     — Когда все закончим, будет ли надежда на возвращение нормальной жизни?

     — Трудно сказать. Дело, ведь сложное, иначе не скажешь. Сразу вряд ли вернутся хорошие времена, но уверен в одном — нет иного пути. Затмение, каким бы долгим не было, не длится вечно. Это тебе Архип — мое мнение.