— Согласен с тобой. Только видится мне, вот что Митрофан. Главное совсем не в тех, кто в здании ‘’Грядущего общества’’ заседает, и не в тех, кто с ними вместе капиталами владеет.
— В чем же тогда? — с интересом посмотрел Митрофан Андреевич на Архипа Архиповича.
— Дело Митрофан, в таких вот придурках, как этот с рыжей бородой. Очень много развелось такого элемента. Мозги у них застряли между котлетой из куриных костей и унитазом — с досадой махнул рукой Архип Архипович.
— Дело говоришь. В этом и есть пока, что главная проблема. Сложно заставить человека, понять, что он должен быть человеком, когда вокруг столько дешевых соблазнов. Когда, кажется, им, что они из себя что-то представляют, а на самом деле просто расходный материал для хозяев Толстозадова.
— У Толстозадова тоже хозяева есть?
— А ты, как думал. Это иллюзия, она и управляет всем. Обман миллион раз умноженный на обман.
— Получается снова просвещение необходимо. Все на круги своя вернулось — тяжело вздохнул Архип Архипович.
— Есть несколько способов. Мне больше нравится радикальный, когда используются для достижения цели, те же приемы, что принимает против народа наш противник.
— Это как?
— Просто тот же обман, как временное средство. А уже затем необходимая обработка по секциям и отделам.
— Ну почему тогда приходится ждать? Разве прямо сейчас нельзя начать?
— На это я тебе ответить не могу. Как говорится, компетенции не имею, но определенно думаю, что еще очень многое определяется временем. Для того, чтобы его сдвинуть мы с тобой и находимся сейчас здесь.
— Время штука сложная.
— Ты даже не представляешь Архип, насколько сложная.
— А товарищи; Репейс, Ефимози, Николай Тимофеевич, ты Митрофан — можете быть у нас постоянно?
— Нет, Архип, пока таких возможностей.
— Тогда надо всех этих деятелей отправить в ваше время. Там работы много; дороги строить, лес валить, да и много чего еще.
Митрофан Андреевич довольно засмеялся, реагируя на слова Архипа Архиповича.
— Если бы это было возможно. Взять их всех, да и отправить, то здорово бы было — Митрофан Андреевич дружески похлопал Архипа Архиповича по плечу.
— Сегодня свяжусь с нашими товарищами. Будем ждать сюда подмогу. Приедет Ефимози, весело будет Архип — добавил к сказанному Митрофан Андреевич…
<p>
</p>
…— Плохо дело Ваньша. Слушай меня и на ус свой блудный мотай — горячился Ироним Евстратиевич.
— Чего ты завелся, как муха возле говна вьешься — с легким неудовольствием отреагировал Иван Васильевич.
— Предчувствие у меня. Не выйдет ничего, если сам Толстозадов не поможет, или не пришлет кого для подсобления нам в столь ответственном деле — страстно, запинаясь, говорил Ироним Евстратиевич.
К этому времени он уже успел поспать, переодеться.
—Может этого Леопольда Сигизмундовича? Все будет хорошо. Зароем этот ящик под мой мемориал и к столу — праздновать — пробурчал Иван Васильевич.
— Ты так и не понял ничего. Думаешь, что посланник сатаны будет на это спокойно смотреть, позволит нам все сделать.
— А что, по-твоему, он сделает? Вампиров с вурдалаками пришлет мне в хату — не сдавался Иван Васильевич.
— Отберет у нас ларец, и пикнуть не успеем.
— Тебе Евстратиевич крест животворящий тогда на что? Зачем нацепил его на грудь? Созывай всю святую рать. Вместе будем ларец закапывать — не сдержался Иван Васильевич.
— Ты Ваньша и вправду дурак. Думаешь, что все просто. Так же как дураков односельчан обманывать. Здесь дело почище будет, это тебе не крестьяне наши — недоделанные.
— Я, Евстратиевич, работаю на благо отечества, на благо всего ‘’Грядущего общества’’. Все у меня в этом плане по закону, а если сомневаешься, то наведи справки у господина Скупидомова. Съезди к нему, он все-таки представляет наш уезд в общественном собрании ‘’Грядущего общества’’.
— Ты что Ваньша обиделся. Я же не про это, сравнить хотел, чтобы ты понял. Не у кого из нормальных людей в нашей округе, нет сомнения в твоей кристальной честности и всеобъемлющей преданности. Не нужно мне к Скупидомову ездить. Я тебе о другом говорю — импульсивно выговорился Ироним Евстратиевич.
Иван Васильевич многозначительно с чувством заслуженного удовлетворения, принял слова старого друга.
— Гости наши где? — спросил Ироним Евстратиевич, выпустив пар и заметно успокоившись.
— В бане они — ответил Иван Васильевич.
— Что все вместе? — чуть не подскочил со стула Ироним Евстратиевич.
— Нет, конечно, что глупость говоришь. Главная баба с делегатом, профессор с рыжебородым, а девка, позже, одна мыться будет — обстоятельно пояснил Иван Васильевич.
— Делегат, кажется, Карине Карловне — не муж. Как же это? — насупился Ироним Евстратиевич.
Иван Васильевич предчувствуя знакомое развитие разговора, тяжело вздохнул.
— Такие люди, а нравственность на том же уровне — возмущался Ироним Евстратиевич.
— У тебя Евстратиевич, если бы прибор работал, ты другого мнения, тогда бы придерживался — засмеялся Иван Васильевич.
Ироним Евстратиевич еще больше насупился. История о его несостоятельности была старая и, к сожалению, для Иронима, известная многим. Случилось это просто, как говорится: на раз, два, три. Супруга Глафира надеялась на воскрешение состоятельности, где-то год, может чуть больше. Затем ее терпение лопнуло, тем более она была моложе благоверного на пятнадцать лет. Ладно бы так ушла, но она еще не постеснялась поведать о своем бабьем несчастье всей округе, используя при этом красочные описания неспособности Иронима Евстратиевича. Добавляя ироничные метафоры, многое еще, и все в отместку за то, что Ироним Евстратиевич в течение этого года, изводил свою жену ревностью и нравоучениями. В итоге он проиграл сражение, но не войну за всеобщую нравственность.