— Это сейчас она непьющая стала, раньше совсем была не против на грудь принять.
— Да я помню, но ведь по праздникам, дело было — защищая Любу, ответила Зинаида.
Рыжая борода помалкивал, переводя свой взгляд с Веры на бутылку. На нем был одет видавший виды спортивный костюм китайского производства, на ногах имелись резиновые сапоги, хотя погода в эти дни баловала редким отсутствием осадков.
Образ человека с рыжей бородой в спортивном костюме и в резиновых сапогах выглядел довольно комично. Если еще прибавить к этому одуревший от спирта взгляд с непередаваемым, время от времени, выражением лица, то картина станет просто потрясающей. Лицо Рыжей бороды в течение минуты принимало сосредоточенный вид, затем в эту же минуту у него начинали бегать взад вперед глаза, как будто он потерял что-то очень важное, и никак не может вспомнить, где это произошло, и, как такое могло случиться. В следующий момент Рыжая борода впадал в состояние надутости схожее с трех летним ребенком, затем все могло пойти по кругу, могло и поменяться местами.
— Дядя Архип вы историю хотели рассказать — напомнила Вера, глядя на Архипа Архиповича и искоса поглядывая на рыжебородого ухажера.
Архип Архипович, в свою очередь, посмотрел на Зинаиду. Его взгляд выражал вопрос: ‘’стоит ли?’’, но молчание Зинаиды давало ему одобрение, и он произнес.
— Ну, наливай еще по одной — предложил Архип Архипович…
<p>
</p>
…— Давно — это было. Учился я, кажется, в пятом классе. Наша школа номер четыре располагалась, где сейчас стоит какой-то техно-центр или, как там, с пьяных глаз, даже не выговоришь. Все ведь, как обычно в те годы было. Школа, работа по дому, домашние задания. Совсем немного оставалось у нас времени на игры и тому подобное. От этого и ценили мы каждую свою встречу. Придумывали разные сюжеты для игр, то в путешественников, то в партизан, но в ногу со временем, как говориться.
Я уже не помню, почему в тот день Санька и Витька не вышли на улицу. Погода была не очень. Пасмурно, немного ветрено, иногда мелкие капли холодного дождя. Сентябрь или начало октября, но учебный год только начался. Я послонялся между дворов. Дома наши тогда за второй линией находились. Сейчас там брошено все, зачем нас затем выселяли, до сих пор не знаю. Что мне в голову пришло не помню, только решил я посмотреть, не затонул ли наш плот, который мы построили недавно и оставили в огромной луже, а точнее в старом котловане. Пошел на пустырь, где сейчас разрушенная фабрика ‘’Ударник’’. Может полчаса там был, может и меньше. Плот наш целый невредимый, на мою радость оказался. Собрался домой идти, да и пошел уже. Вдруг вижу человек. Толстый такой, неприятный, в сером костюме, в шляпе, а на ногах, как и у меня резиновые сапоги. Лазит он возле кустарников — в метрах ста от меня, озирается по сторонам все время. Боится, что увидит его кто-нибудь.
У меня от такой интриги вся душа в клубок скрутилась. Я притаился и по соседним кустам, как партизан Валька Котик, все ближе к нему. Пристроился, притаился и наблюдаю за странным субъектом. Сначала ничего, ну мужик лет за сорок может и больше, а потом кожа гусиная по мне поползла, сердце в пятки — чуть дышу, а в голове открытие. Сам не знаю, откуда, но вижу и понимаю, кто передо мной в столь ненастный час на нашем пустыре. Глазам не верится, только еще тише лежу к земле грязной, прижавшись. Гляжу, как он что-то достает из кожаного портфеля, и лопатка у него с собой маленькая.
— ‘’Это же он’’ — такой, как я его и представлял все время, только старый он, но это не может меня обмануть. Точно знаю, что вижу совсем рядом с собой именно его и никого другого, — и снова занят он нехорошим делом, не знаю пока каким, но и без этого уже понятно, что в очередной раз затеял он что-то гнусное.
Лежу я, пошевелиться боюсь, а он выкопал ямку и в нее железную коробочку серого цвета положил, закопал все аккуратно. Затем начал следы заметать, поставил что-то в виде знака и, бурча себе под нос какие-то ругательства, пошатываясь словно пьяный, пошел через пустырь. Я еще тогда подумал: — ‘’Зачем он идет самой дальней дорогой, когда можно, куда ближе выйти’’.
Он двинулся в сторону третьей линии по прямой через весь пустырь. Его спина и голова в серой шляпе, мне еще была видна какое-то время, а затем сумрак поглотил его в свое пространство, так как будто и не было его никогда.
Я оставался в прежней позе еще минут десять, кажется никак не меньше и только после этого вылез из своего укрытия. Страшно было, как сейчас чувствую — это ощущение. На улице еще сильнее похолодало, с неба посыпались мелкие кругляшки, то ли снега, то ли града. Только преодолев собственный страх, откопал я эту ямку, а сам подобно ему, по сторонам со страхом озираюсь. Ветер кружит, тучи набегают — вокруг ни души. Вытащил я коробушку, а открыть не могу. Там замок снаружи, маленький и, конечно иностранный. Что делать? Любопытство меня разжигает, страх тоже свое гнет. Пальцы на руках замерзли, как будто лютая стужа на улице. Увидел я железяку тяжелую, ржавую. Несколько раз ударил — не получается, соскальзывает мой удар. Давай еще — чуть не плачу, но в один миг — хоп, и отскочил замочек.
Жутко мне, а внутри ордена буржуинские и бумага с печатями на двух языках составленная. Ту часть, что на иностранном языке написана, я само собой прочитать не смог, но вторая, то часть по-нашему писана.
Клятва там оказалась. Всеми силами — жизни не жалея, обязуется он служить буржуинам. За это ему что-то непонятное полагается, но только после того, как будет достигнута, какая-то великая цель. Я читаю, от страха еще больше трясусь. Не ошибся я, сразу понял, кто был рядом со мной. Многое непонятно мне. Глаза сами собой, ищут знакомое, о коробке печенья с банкой варенья, строчки пляшут, — наконец нашел, от этого еще страшнее стало — не вымысел все это — правда, самая настоящая.
Совсем темнеть стало. Понял я, что сильно задержался на улице. В это время мать уже ходит по окрестностям в моих поисках, а отец уже приготовил свой армейский портупей, чтобы меня, как следует дома встретить. Не один раз уже такое со мной было, только что с коробочкой делать. Появиться с ней дома, рассказать, показать. Нет, не решился я тогда, затем понял, что зря не решился, а в тот вечер, выкопал я другую ямку, перепрятал его тайник, оставил свою метку. После этого и пошел домой. Иду, а у самого все внутри сжимается, от доставшейся на мою долю непостижимой тайны.