— Теперь идите, готовьте документы для закрытия этой фабрики — сеньор Толстозадов поднялся со своего кресла, подошел к окну, и Эдуард понял, что в очередной раз сходит с ума.
Облик толстяка изменился. Вместо серого костюма современного покроя, Эдуард видел черный фрак. По пухлым щекам сеньора Толстозадова распустились густые бакенбарды, а на голове был одет черный высокий цилиндр, знакомый Эдуарду, кажется всю сознательную жизнь. Толстая холеная рука сжимала набалдашник черной трости. Пальцы были украшены тремя огромными перстнями с большими бриллиантами и только, от чего-то во рту Толстозадова отсутствовала огромная, коричневая сигара, от которой обязательно должен был идти белесый дымок, но Эдуард был почти уверен, что следующая секунда, не спросив разрешения, вот-вот родит ожидаемую им сигару.
Сеньор что-то бурчал себе под нос, и Эдуард затаив дыхание, осторожно ступая задним ходом, покинул кабинет. Затем еще минуту стоял в коридоре, пытаясь успокоиться.
<p>
</p>
…Архип Архипович и без того долго засиделся в компании своего старого знакомого Игната Ивановича. Стариковский разговор ничего, не стесняясь, все время вертелся возле общих воспоминаний. Они были главной пищей общения, лишь изредка и, как бы совсем невзначай, допускали они в свою епархию мимолетные вставки сегодняшнего времени, которые содержали в себе насущную обыденность, тяжелого в своем однообразии бытового бреда.
Хотя нельзя реальность, как бы она не была скучна, назвать бредом. Будет это неправильно и, к тому же совершенно ни в тему, и нет в повседневности ничего болезненного, — пусть муторно и противно. Иногда бывает и по-другому, от удовлетворения сделанного образуется заслуженная простота, реже от сказанного, но, несмотря на текущие метаморфозы, Архип Архипович воспринимал свою будничную жизнь, именно словом бред. Почему и откуда он взял это, и что чувствовал, с чем сопоставлял размеренный ход все быстрее уходящих от него дней и часов, но давно и прочно закрепил за собой перевернутое понимание, как себя самого, так и всего окружающего.
— Пойду я Игнат. Кости ломит что-то. Может двинешь со мной, попробуем еще малость сообразить — поднявшись со старенького дивана, на такой же видавшей виды веранде, произнес Архип Архипович.
— Нет, Архип, иди уже, не томи душу. Сейчас моя бабка заявится, начнет причитать. Уйду совсем с дерьмом съест — ответил Игнат Иванович.
— Как знаешь, мое дело предложить.
— Так ты ничего конкретно не предлагаешь, а так, может, что сообразим. Где соображать? В долг мне Клавка не нальет, сам знаешь и тебе тоже.
— Что сразу Клавдия. Пойдем к Фоме или, вот Рыжая борода, мне, как земля колхозу должен — уверенно предложил Архип Архипович
— Это тот, что у Натальи квартирует. Глянешь на него, придурок, придурком. Идет борода вперед торчит и сам несется, так, как будто его кто ошпарил — засмеялся Игнат Иванович, разминая желтыми от курева пальцами очередную сигарету.
— Чудаковатый мужичок, ничего не скажешь. Ты еще не все про него знаешь — Архип Архипович снова присел на продавленный диван, рядом со старинным другом.
— Помнишь Архип — начал Игнат Иванович.
— Давай затем с этим помнишь. Пойдем к бороде, денег возьмем, а тогда уже и поговорим по душам — возразил Архип Архипович.
— Мы с тобой уж сорок лет, как все по душам — вновь засмеялся Игнат Иванович.
— Не переживай, чувствую, что уж недолго нас осталось по душам лясы точить.
— Опять завел старую пластинку. А вот помнишь Саньку, как он тогда деда Василя изображал. Теперь может, кто нас с тобой изображает.
— Нет, Игнат, им сейчас до нас дела нет. Прошли те времена, когда все в одном мире существовали. Кануло хорошее время в небытие — грустно не согласился Архип Архипович.
— Ну, пойдем тогда — поднялся с дивана Игнат Иванович, суставы в его коленях громко хрустнули.
— Старость — не радость — изрек он, вместе со скрипом позвоночника, избитую поговорку.
— Сем килограммив получается — приемщик, коверкая слова среднеазиатским акцентом, сообщал Рыжей бороде итог его визита в массе.
— Давай еще раз взвесь, там больше на табло было — не согласился с первоначальной информацией борода.
— Конечно больше был, я за грязь и ржавчин списываю — уверенно произнес приемщик.
— Это где видано, чтобы там грязи столько было — бурчал Рыжая борода.
— Такой правил, не хочешь, иди в другой мест — стоял на своем приемщик.
— Ладно, давай — неохотно согласился борода.
Приемщик отошел в темноту гаражного бокса. Через минуту вернулся с потрепанным кошельком. С помощью калькулятора умножил вес на цену и начал грязными пальцами отсчитывать скомканные бумажки.
— Еще сейчас принесу — сказал борода, аккуратно пересчитав деньги.
— Давай, быстр, скоро закрывай, я уже.
— Подождешь, две ходки у меня еще — заявил Рыжая борода.
— Э нет, завтра принесешь, последнее. Где добыл стольк добра?
— Места нужно знать — расплылся в самодовольной улыбке борода.
— Давай, быстр — произнес приемщик ему вслед.
Торопить бороду и не было никакой необходимости. Он, отмеряя метры огромными шагами, выдувая из ноздрей струи воздуха и глядя на свои униформенные боты, быстро набрал крейсерскую скорость. Пыль поднималась, рядом бежала маленькая дворняжка, а через десять минут, борода с двумя сумками снова стоял возле азиатского приемщика.
На этот раз Рыжая борода не стал вмешиваться в работу приемщика. Тот отложил в сторону несколько предметов, произнес.
— Не пойдот.