— Вот! — потрясает им в воздухе. — Дрожите, тираны!
— Скажи лучше, ночные воришки! — выкрикивает, смеясь, его жена.
— Те уже дрожат! Скоро полгода, как я на вахте, а все тихо.
— Еще бы! Ты и без этой пушки грозен.
Эрих снова куда-то удаляется, и здесь мы узнаем от его жены, что после исключения из профсоюза он долго скитался в поисках работы, пока наконец при помощи родственника устроился ночным сторожем с половинной зарплатой. Заработок у него теперь мизерный, но Гертруд, которая так же, как и Эрих раньше, работает на стройке, говорит, что взяла роль «коренника» на себя и тянет, не жалуется. «Значит, у вас теперь матриархат?» — замечает генерал. «У нас всегда был матриархат, — смеется женщина. — Мой муж от своей зарплаты оставляет мне рожки да ножки. Все остальное идет у него на общественные нужды».
Не успеваем мы спросить, куда он затрачивает свои средства, а главное, свою энергию в свободное от работы время, которого, как мы понимаем, теперь у него хоть отбавляй, как Эрих снова появляется с какой-то блестящей трубой в руках. Точнее, это сразу несколько труб, похожих на сложенные вместе пастушьи или древние сигнальные рожки.
— А вот оружие, которое не стареет! «Шальмайен!» — нет, перевода вы не найдете. Этот инструмент пришел из глубины веков и встал на службу германскому рабочему классу. Знаете, как у нас его называют? Горлом революции!
И он издает на трубе громкий, призывный звук.
Гертруд бросается к нему.
— Безумец, что ты делаешь? Ты хочешь, чтобы нам отказали в квартире? И так соседи недовольны, что рядом с ними живут коммунисты!
— Но я хочу, чтобы гости видели, что я не только слоняюсь здесь по ночам с этим дурацким пистолетом. Я — музыкант, дирижер и первая труба нашего шальмайен-оркестра!
— Мы верим, верим! — убеждает его генерал, опасливо косясь на стену. Но, кажется, там тишина.
Эрих успокаивается не сразу. Он несколько раз, уже шутя, приставляет трубу к губам, делая вид, что пугает соседей, называет их филистерами и собачьими хвостами, потом снова бежит в другую комнату и приносит кипу брошюр, где рассказывается долгая и славная история немецких «шальмайен-капелл». Оказывается, еще в средние века представители имущих классов — князья и графы — ненавидели не только музыкантов, игравших на этих инструментах, но и сами инструменты. Бедные рожки, как им доставалось! Их запрещали, конфисковывали, отправляли на переплавку… И гитлеровцы, не успели прийти к власти, как уже была дана команда «тотального» уничтожения ненавистных им труб. Уничтожили и «красных музыкантов». Многих из них схватили в Мюнстере в первые же дни нацистского режима. Из застенков гестапо они уже не вернулись.
— Каких людей убили! — Эрих называет имена. — Но музыку им убить не удалось, она живет!
В соседней комнате у супругов устроен своеобразный музей. На фотографиях последних лет мы видим новую мюнстерскую «шальмайен-капеллу»: десятка два музыкантов, одетых в синие костюмы, красные галстуки и темные береты. В центре группы, конечно, Эрих Керн, рядом с ним — его Гертруд. Еще два-три их сверстника, среди них мы узнаем Эвальда. Остальные — молодежь, парни и девушки не старше двадцати лет.
— Инструменты наши, костюмы — тоже, — поясняет хозяин, он же дирижер и первая труба капеллы. — Частная собственность, которая работает против капитала.
На других фотографиях показана жизнь рабочих Мюнстера — первомайские шествия, манифестации мира, концерты на самодельных эстрадах и просто во дворах, поросших травой. Всюду душой события является капелла. Но меня немного удивляет слишком уж сосредоточенный, даже суровый вид музыкантов. Замечаю, что при таком веселом дирижере и оркестранты могли бы быть повеселее. «Мы все веселые, когда отдыхаем, — отвечает Эрих, — но работать и скалить зубы — это могут только ресторанные шуты. Наша работа — серьезная!»
Хозяйка хлопает в ладоши, требуя внимания.
— Не говорите с ним больше о его капелле, не то он и вас заставит играть на этой дудке.
— Непременно! — подхватывает Эрих. — Мне как раз не хватает одного баритона и одного пикколо!
— Чур я — пикколо! — Генерал, смеясь, поднимает палец. — У моей внучки есть такая дудочка. Только далеко отсюда — в Москве.
— В Москве! — Эрих мечтательно поднимает глаза. — Вот где нам хотелось бы побывать с концертом.
— Кто бы там стал нас слушать, — Гертруд качает головой. — В Москве такие замечательные артисты, правда?
Но генерал отвечает, что у нас в столице часто выступают и таланты из народа, чьи концерты пользуются иногда не меньшим успехом, чем выступления профессиональных мастеров искусств.