Их привели в полицейское управление при станции. По дороге Георгий успел шепнуть Мишке, а тот Николаю, чтобы все трое придерживались «первой легенды» — версии, придуманной еще перед побегом на случай, если их задержат. По этой «легенде» друзья бежали с разбомбленного эшелона, который якобы направлялся в Рур, вез рабочую силу на шахты. Так вот, чтобы снова не попасть на тяжелые работы, трое друзей сели в проходящий мимо поезд, решив сойти где-нибудь в сельской местности и наняться в батраки к какому-нибудь «доброму» бауэру.
Подумав, старик-следователь с желтым болезненным лицом, уставший от бесконечных допросов, а может быть, просто пожалевший этих парней, не стал докапываться до истины. Он сказал, что верит им, но по законам военного времени любой, бежавший из плена, считается преступником. Их должны были бы отправить в каторжную тюрьму. Однако скоро рождество, и, принимая во внимание это обстоятельство, а также чистосердечное признание всех троих, следователь будет просить не наказывать их по букве закона, а «милостиво» отправить в один из штрафных лагерей.
Это было лучшее из всего, что их могло ожидать. Среди штрафников они снова затеряются, затем найдут, бог даст, свою тропинку на волю. Все-таки штрафной лагерь не тюремная камера. Теперь пугало одно: лишь бы не угодить снова в Штукенброк. Георгия почему-то особенно страшила встреча с обманутым им штабс-фельдфебелем…
Но тот же следователь или кто-то еще повыше вдруг все переиграл. Георгия и Мишку неожиданно вызвали в абвер, избили и бросили в холодный вагон с зарешеченными окнами. В чем дело, куда их везут, они точно не знали. Могли лишь догадываться, что Николай в расчете на еще большее «снисхождение» признался…
В Штукенброке штабс-фельдфебель сам пришел в абверовскую тюрьму, чтобы посмотреть на своего бывшего любимца. «Ты очень большой шутник, — сказал он, уже не улыбаясь, — и много смеялся надо мной. Теперь мы мало-мало над тобой посмеемся». Георгий поблагодарил «шефа»: ему нечего было больше терять. Штабс-фельдфебель сказал вызванному по этому случаю в абвер Рыжему: «Они не должны жить, я буду рвать их карточки!» И ушел.
«Ясно, шакалы, что с вами приказано сделать? — Рыжий зловеще прищурился. — А ну, пошли!» Он привел их в «исповедальню» — мрачную комнату в подвале полицейского дома, о которой в лагере ходили самые чудовищные слухи. Говорили, что там устроены какие-то специальные машины для пыток… Но Георгий увидел, что никаких машин здесь не было, в пустом помещении, напоминавшем деревенскую баню с бревенчатыми стенами и чисто вымытыми полами, в углу одиноко стояло ведро с водой, рядом лежала тряпка и скрюченная кочерга.
Рыжий приказал Георгию и Мишке снять рубахи и встать спинами к нему, упершись руками в колени. «Буду вас бить, шакалы. Держитесь. Кто упадет — забью до смерти. Кто выдержит — у того добрый бог, ясно?» Он снял с себя ремень с бляхой, сложил вдвое: все это Георгий видел уголком глаза. Его обжег страшный удар по пояснице. Рыжий бил попеременно: десять ударов одному, десять — другому… На третьем десятке Мишка покачнулся, Георгий слегка поддержал его. Рыжий заметил. «Корешка спасти хочешь? Самого запорю!» — взревел он. Но то ли у него устала рука, то ли ему понравилось, что эти двое держатся под его зверскими ударами, он вдруг прекратил порку и, свалив обоих ударом ноги в зад, вышел из подвала, предварительно плеснув на распластанных на полу беглецов воду из ведра.
Они долго лежали в луже. Сознание словно ушло из них, только где-то, в оставшемся живым уголке мозга, тупо шевелилась мысль: будут ли их еще бить? Мысль казалась невыносимой. «Лучше бы расстреляли». Но инстинкт подсказывал: все же жизнь, даже самая тяжелая, лучше, чем смерть. Ибо смерть — это конец всему, а в жизни всегда есть надежда…
Потом Рыжий говорил, оправдываясь перед штабс-фельдфебелем, что он хотел на другой день их прикончить, и прикончил бы, если бы они не… исчезли. Что с ними сталось, он не знал. Не знал и штабс-фельдфебель. Только два ефрейтора-санитара ходили себе и посмеивались: они знали. Да еще знал пленный врач из ревира. Это они, узнав о том, что в полицейском подвале лежат два полутрупа, которых Рыжий не добил, но загара или послезавтра непременно добьет, решили спасти беглецов. Как это сделать? Путь был только один — выкрасть их незаметно и спрятать в надежном месте. Темпераментный Тони Либель предложил дерзкий план. Он сказал, что его со спины часто принимают за штабс-фельдфебеля. Это «сходство» можно обыграть: нацепить на себя фельдфебельские погоны и рано утром, пока лагерь спит, прийти к подвалу с носилками, приказать дежурному полицаю открыть замок, и пусть потом Рыжий и «штабе» гадают, кто и куда увел беглецов. Его товарищи — немец и русский — план этот в общих чертах одобрили, но внесли поправки. Роберт Паричка — его вместе с Тони недавно перевели сюда, в тыл, как взятых на заметку абвером, — сказал, что не любит авантюр и считает, что преображаться в фельдфебеля не надо: уж очень дорого может обойтись этот маскарад, если кто-либо разоблачит лжефельдфебеля. Идти надо в своей форме, захватив пленного врача и тачку, в которой возят трупы. Сославшись, если потребуется, на приказ того же фельдфебеля — не оставлять в помещениях трупы, погрузить на тачку «мертвецов» и привезти в мертвецкую ревира. А там заменить живых умершими. Доктор Гущин грустно усмехнулся: «За последними недалеко ходить, имеются в каждом бараке». И тоже внес поправку, вернее, дополнение, сказав, что одновременно надо заменить и лагерные номера.