Рядом с этим странным открытым очагом стояли две глиняных амфоры.
Я обратился к своему грозному спутнику.
Какой торжественной и тревожной красоты был он исполнен, — словно грозовое облако, сверкающее синими молниями!
Играл, под волнами призрачного ветра, прозрачный плащ. И глаза его были неопределённого цвета. То они казались небесно-голубыми, то изумрудными, то мерцали искрами янтаря, а иногда превращались в чёрные бездонные колодцы, через которые глядела на тебя Преисподняя.
Несмотря на победоносную вечную молодость, веяло от него немыслимой древностью, как от заросшей землёю и травой архаичной статуи на развалинах древнего святилища; казалось — рядом стоял живой ископаемый ящер. А в чёрных блестящих кудрях дразнил контрастом свежий венок узорчатого сельдерея.
Молодость!
Сила…
Гермес.
— Что это? — спросил я, кивая на обожжённый очаг.
— Это ваш погребальный костёр. Видите кости? Это ваши кости.
— Как это может быть? — крикнул я в ужасе.
— Вы помните, как в прошлом мае жгли рукописи в саду?
И вспомнил я, вспомнил, как почудились мне тогда — выжженная солнцем долина и блеск песчинок, и кострище с полусожжённым трупом.
— Не медлите. Возьмите амфору с вином и омывайте прах.
Онемевшими руками я достал из пустой амфоры кусок холста, расстелил его на земле, потом взял амфору с алым вином и стал омывать кости и складывать их на ткань.
Когда всё было собрано, я вылил остатки вина, бросил амфору в угли, завернул холст и опустил кости в урну, — в пустой кувшин.
— Возьмите глиняную крышку и плотно закройте.
Я выполнил приказание.
— Берите прах. Подойдите ко мне. Держите руку.
Взмах кадуцея.
Снова серый поток — полёт вне времени.
Как бы мгновенная потеря сознания.
Я очнулся от холода. Вокруг был ледяной мрак. Призрачный свет, размытый, как в утренние сумерки, рассеивал мглу.
Мы стояли на низком берегу, чуть ниже начиналась широкая полоса белого песка, а дальше — огромный чёрный поток, овеваемый белыми тенями духов — зловещая подземная Река.
Если бы не смертельный холод и призраки, её можно было бы принять за обычную реку. На песке темнели пятна водорослей, доски, кажется — остатки какой-то лодки, обломки глиняной посуды, заступ, от времени позеленевший, с мелкими известняковыми кристаллами на ручке и бронзе.
— Выройте яму в земле, чтобы можно было поставить амфору. Возьмите хоть вот этот заступ.
Земля была достаточно податливой, перемешанной с песком. Вскоре яма была готова.
— Опускайте урну. Засыпьте землёй.
Я выполнил приказ и отбросил заступ. На земле остался маленький холмик на месте, где погребена была амфора.
— Идёмте к Реке, — сказал Гермес.
Он улыбнулся обольстительной демонской улыбкой:
— Вспомните свою жизнь.
Я вспомнил. Это было жутковатое ощущение: в одну секунду просмотреть всё прожитое. Как будто перед глазами с огромной скоростью пролетела цветная киноплёнка, или я пролистнул книгу. Но обычно, когда листы бегут в пальцах — текст прочитать невозможно. А здесь я понимал всё.
— Невесёлое зрелище? — усмехнулся провожатый.
— Похвалиться нечем…
— Отныне со всем этим покончено. Ступайте в Реку.
— Но…
— Не думайте о мифах и ничего не говорите. Идите спокойно, остановитесь, когда вода дойдёт до пояса. Не бойтесь. Сначала будет очень холодно, но вы не смущайтесь, идите быстро, потом всё пройдёт.
Я вошёл в чёрную воду, погружаясь в неё, как в глыбу льда, потом показалось, что всё тело горит огнём.
— Омойте лицо!
Наклоняясь к воде, я умылся.
— Что вы чувствуете?
Я растерянно посмотрел на него:
— Странно… Как будто короста отпала!
— Выходите скорей. Вот видите! И в посмертии бывают приятные неожиданности. Всё ваше прошлое — просто шелуха. Только сейчас вы начинаете жить. Жаль только, что наш эксперимент не удался, а то было бы совсем весело.
— Какой эксперимент?
— Да этот, с Круговым Временем.
— Так это вы попытались взломать линейное время?
— Ну да. Хотя Меня и предупреждали, что всё бесполезно, не стоит и пытаться, но: Что Мы, в сущности, теряем? Явление этого вашего: Помазанника, — он поморщился, — загнало нас в подполье. Нельзя же прозябать бесконечно! Мы подумали — а что если разорвать линейность, что если восстановить Круг? Надо только было выбрать наиболее зыбкий участок, наиболее мистически напряжённый — и закрутить вихрь. Так закрутить, чтобы события повторялись и повторялись бесконечно. Это, разумеется, было жестоко по отношению к людям, участвующим в нашем феатре, но — что поделать?