— Это как понимать — через месяц? — бросил Фома, не оборачиваясь.
— Долго объяснять… Существует такое понятие в тайном боевом искусстве — отложенная смерть. Понимаешь, если ударить человека в определённое место с определённой силой — можно добиться смерти врага, скажем — через полгода, год, или месяц, как в данном случае.
— Ты и это знаешь?
— Было бы странно, если бы я этого не знала, Фома, дружок.
— Приехали, — сказала Виола.
Ирэна осмотрелась. И мы вышли на том же месте, откуда поехали в самом начале — на Житной площади.
— Пошли быстро, но не бежать, — скомандовала Ирэн.
Опять прошли невидимой индейской тропой среди помоев, репейника и лопухов, пролезли в потайную калитку и закрыли её на засов, причём Виола спросила, нет ли с этой стороны топтуна, а Эйрена успокоила её, что она таких нутром чует.
А я всё думал, когда же это кончится. Вязкий был сон, всё тянулся, тянулся…
Когда мы открыли заднюю дверь в Бэзилов дом, у меня всё плыло в глазах от усталости, мозги уже не вмещали событий. И всё бухал, бухал в голове проклятый ресторанный оркестр. Вдруг оркестр прекратился. Я сидел за столиком и шарил по скатерти, стараясь проснуться. Под руку что-то попалось, похожее на меню. Но всё никак не получалось разлепить глаза.
— Ну, разбудите, разбудите же меня…
Тут я почувствовал, что трясут меня с обеих сторон, поднял голову, глаза открыл, да и проснулся. Но в руке у меня оказалась вовсе не ресторанная бумажка, а какая-то машинопись, но главное не это. Главное, что сидели мы опять же у Бэзила, только лампа в углу зажглась.
— А где же ресторан? — растерялся я.
— Проснись, лунатик! — весело говорила Виола.
— Это у него торможение… — зевнула Ирэн.
— Какое торможение, что ты мелешь, Ирэн? Мы же ездили в ресторан или не ездили?
— Ездили, конечно, а потом уехали к менту.
— Как уехали? Стало быть, мы действительно у него были? И вы его действительно опоили? И бумажки какие-то переснимали?
— Ну надо же так нажраться! Ты, наверное, подумал, что спишь?
— Так это что ж, всё взаправду было? И это усыпление и: и отложенная смерть? О боги!..
— Ну конечно было! — воскликнула Виола. — Да очнись ты!
Тут стало меня колотить, туман поплыл, из тумана вынырнул стаканчик, от которого пахло вроде как иностранным коньяком, или бальзамом — граммов сто, не меньше. Я за него руками ухватился, выпил на удивление легко, и тут занавес опустился на мой мозг.
Занавес был мягкий, тёмный, было тепло, легко и никаких мыслей, видений, страха. Всё исчезло в полсекунды, и я вошёл в забытьё, как в открытую дверь.
Книга двадцатая. ПРИАМ У АХИЛЛА
Во мраке высился чёрный каменный улей — Священная Троя. Но не было в каменном панцире молчания и покоя. В комнатах и переходах мелькали огоньки светильников, и слышались причитания и плач.
Плач созревал в гулких стенах, как жемчужина в створах круглой раковины, и рождался, и звучал в глубине эхом нездешним.
Приам сидел в одиночестве, он никого не хотел видеть. Умер Гектор — и вместе с ним умер Город. Седая голова и лицо старика были испачканы пеплом. Очи его текли безнадёжностью и отчаянием. Он оплакивал Трою.
Вдруг дверь отворилась, и в покой вошла Кассандра. Так входит поток свежего прохладного воздуха в комнату, наполненную угаром и духотой. Она прошла сквозь стражу, сквозь вой женщин, сквозь окаменелое горе воинов, прошла, как дыхание уст, как невидимая стрела.
Чёрные звёздные сферы со скрипом повернулись над Городом. Чёрное небо рассматривало Илион; что-то совершалось там, в темноте. Звёздные пути перекрещивались, пересекались небесные реки, и клубились в неизреченной бездне бурлящие водовороты.
Как будто там было не одно небо, а несколько небес, и они накладывались друг на друга. И там, где происходило соприкосновение, вспыхивали водовороты — белые, бурлящие.
Кассандра увидела вдруг не-Город. Пред очами её возник одновременно десяток Городов, и каждый был сам по себе, и они как бы вкладывались один в другой.
У Башни горел сторожевой костёр. И рядом с ним, как бы вложенный в него, пылал другой, зажжённый тысячелетия спустя. И воины Трои сидели вокруг него и тихо говорили о судьбе Города. И в это же самое время языки огня озаряли развалины: Илиона не было, он исчез, превратился в ничто, в молчащую пустоту. А внизу пустоты, у основания Башни, сидели мужчина и женщина, облачённые в причудливые варварские одежды и вели нескончаемую беседу о троянском сокровище.