— Уверен, ты надеешься, что ты права.
Прощались с улыбками. Осклабясь, он отвесил свой фирменный легкий поклон. Но он ее ненавидел. По-настоящему ненавидел. Взяв себя в руки, сжав волю в крепкий кулак, сам весь сжавшись — сплошное упрямство, ненависть, — медленно побрел по лестнице наверх, в мастерскую, — ждать Митьку.
Как-то вечером, месяцев семь спустя, Митька ушел из мастерской. В кафе, сказал, сбегаю, за пачкой сигарет. Он не слишком удивился, когда Митька не пришел и через три часа. Но заснуть не мог. Вообще, последнее время насчет сна дело обстояло из рук вон, если только в доску не напиться. Так что сидел чуть ли не до утра, надирался.
И наутро Митьки не дождался. В тот вечер решил закатиться на рю де Лапп. И назавтра до вечера в мастерскую не возвращался.
На третий день позвонил в полицию, обзвонил больницы. Ни среди задержанных, ни среди жертв несчастного случая Митьки не оказалось. Просто он ушел.
Ушел. Вот оно, вот наконец и случилось — так мелькнуло в последний миг перед тем, как сознание погасло тогда, после катастрофы во Фландрии. Слава Богу!
Меньше недели спустя он выходил из поезда на Виктории, зверски пьяный. «Больше в жизни не протрезвлюсь, — было объявлено Маргарет. — Никогда, никогда, хватит». Она, кажется, испугалась. Все, кажется, были слегка испуганы. Кролики. Да не обижу я вас, очень надо. Что за комичный городок, этот Лондон. Ну и таскался по их кроличьим вечеринкам, сам из себя разыгрывал кролика — самого большого из всех. Незнакомые были в восторге. Друзья — исключительно приветливы и милы, но чуть-чуть испуганы.
Но все это временно, временно. Не может такое тянуться вечно. Понятно же, чем дело кончится. И хватит, и надо остаться с самим собой, один на один. Но только не здесь. И не в Париже. Кто-то помянул в разговоре Берлин. Принял за знак свыше. И через сорок восемь часов был в пути.
И было все это год назад.
Блестящие, сирые глаза Эдварда смотрели из теплого, озаренного вагона-ресторана на холодный, быстро вечереющий мир. Сумерки собирались на громадном вертящемся диске равнины. Пассажиры расходились по своим купе. Ждать осталось недолго. Рот дернуло нервной усмешкой. Вдруг он схватился за карандаш. Вдруг кое-что смешное пришло в голову, надо Маргарет написать.
IV
Мэри позвонила. Лили сама открыла дверь.
— Ой, Мэри! Какой сюрприз!
— Привет, Лили. Ты как?
После минутной заминки — поцеловались.
— Все хорошо, спасибо. Входи.
Мэри вошла вслед за Лили в серую и серебряную гостиную, восхищаясь чистотой и порядком.
— Присаживайся, — Лили придвинула стул.
— Можно, я сперва осмотрюсь?
— Ну конечно. Ой, ты же никогда этой квартиры не видела, да?
— Не видела — можно?
Улыбнулись друг дружке. Лили, вдруг по-детски просияв, отворила дверь.
— Тут моя спальня.
Над кроватью — акварель: Холл, вид из глубины сада.
— Никогда раньше не видала, — сказала Мэри.
— Ричарда работа.
Постояли рядышком, помолчали, глядя на картину. Потом Лили тихо двинулась дальше.
— А тут у меня ванная.
— О, какой у тебя формы ванна — я такую всегда хотела.
— Да, удобно очень.
— И абажурчик миленький.
— А знаешь, кто на днях прислал? Миссис Беддоуз.
— Да ну? И где же она теперь?
— Вернулась к замужней дочери в Честер. У зятя магазин, она говорит, светильники разные продает.
Вошли в тесную кухню.
— Знать бы, что ты придешь, — сказала Лили. — Я бы прислугу не отпустила. Понимаешь, когда я одна, ей, в общем, и незачем тут торчать. Обхожусь, как правило, чашкой чаю.
— Ну и прекрасно. Может, вместе и попьем.
— О, конечно! Как мило!
— Давай-ка, я разоблачусь и тебе помогу?
— Замечательно.
Улыбаясь, Лили взяла с сушки тарелочки. Мэри нарезала хлеб, мазала маслом. Лили вскипятила на конфорке воду. Мэри занялась заварочным чайником. Лили смотрела.
— Это ты его так подогреваешь?
— Ну да. Чтоб не лопнул.
— О! Прекрасная мысль. В жизни бы не додумалась. Возьму на вооружение.
Уселись. Мэри блаженно потягивала чай. Изумительный, не каждому по карману. Если б Лили еще умела его заваривать!
— Я, между прочим, — она сказала, — пришла тебя поблагодарить за свадебный подарок для Энн. Она и сама, конечно, зайдет, как только будет в Лондоне, сейчас она пока у Рэмсботтэмов.
— Да, она мне написала.
— Нет, ну правда, Лили, это так безумно мило с твоей стороны. На свадьбе оно будет предметом всеобщей зависти и восторга. Придется детектива нанять, чтоб глаз не спускал.