- Извините, но вы просто безумец. Допустим даже, что у вас не зальет карбюратор. Но разве вы не знаете, что "дворники" в такой ливень бесполезны. К тому же ничего не видно, так как потеют стекла.
Лишь бы только удовлетворить свое любопытство, миссис Молли выдвинула альтернативу. Обращаясь к мистеру Холлу, она посоветовала:
- Если направляетесь не за город, то стоит воспользоваться метро.
- Что? - вздрогнул тот. - Извините, теперь, по-моему, вы сошли с ума, миссис. Ни один нормальный человек не станет спускаться в это мерзкое чрево, которое буквально разлагает Нью-Йорк, наводняя город неграми и пуэрториканцами. Лезут отовсюду, словно ядовитые грибы. И кто виноват в этом, если не метро? Следовало бы окружить их кварталы колючей проволокой.
- Какая же я глупая, совсем не подумала, что предлагаю. Хорошо, что никогда не пользуюсь метро. И правильно делаю. Не хожу дальше трех кварталов направо и трех налево.
Мистер Холл погрузился в размышления, качая головой.
- Я хорошо знаю, что нужно делать. Идти пешком.
Миссис Молли бросила озабоченный взгляд на черные мокасины Аликино, у которых все же была толстая резиновая подошва.
- Будь у вас хотя бы сабо?
"Наверное, она хотела сказать "галоши"", - подумал Аликино.
Мистер Холл пожал плечами и, смирившись, развел руками.
- Остается только автобус.
Аликино взглянул на часы и понял, что надо спешить.
- Хорошо, поеду на автобусе.
- Это пока что единственное приличное средство передвижения, - заключил мистер Холл. Приветствуя Аликино, он коснулся полей шляпы и решительно переступил порог. Дождь с шумом обрушился на мистера Холла, но тот, не обращая на него внимания, спустился по нескольким наружным ступенькам и пересек улицу.
Аликино раскрыл зонт.
- До свидания, миссис Молли.
На этот раз она отступила, но надеялась взять реванш, когда ее подопечный вернется.
- Хорошей прогулки. И не забудьте о куске пирога, который ждет вас. Тут она вдруг заторопилась. - Мне ведь надо еще приготовить его, а я все болтаю. У тебя стала совсем старая голова, бедная Молли!
Ее квартира была на первом этаже. Она скрылась за дверью, а Кино бросился под дождь и побежал к гаражу.
Возможно, он мог бы попасть на мост из района Веррацано, но не рискнул ездить по незнакомым улицам. Только однажды, много лет назад, он бывал в этих местах. И сейчас на своей старой верной "ланче" он сделал большой круг, обогнув Гудзон сначала с одной стороны, затем с другой, и проехал мимо Джерси-сити, вдоль бухты Ньюарк, прежде чем добрался до Стейтен-Айланда, к дому № 104 на Райбон-стрит, по адресу, который мистер Вейнфельд сообщил ему по телефону.
Невысокий, окруженный ухоженным садом дом стоял в одном ряду с точно такими же одинаковыми зданиями по всей улице, отделявшей их от обширных земельных участков.
Франц Вейнфельд сам открыл гостю дверь. На вид ему было меньше семидесяти четырех лет, какие обозначил Memow. Редкие волосы, еще имевшиеся на голове, были уложены венчиком и сохраняли прежний рыжеватый цвет.
Он был высокий, плотный. К петличке пиджака его серого костюма был прикреплен круглый эмалированный значок, на котором выделялась маленькая черная фашистская свастика.
- Присаживайтесь, мистер Маскаро. Рад, что вас не остановила скверная погода.
- Я привык быть точным.
- Мы не знали преград. Именно поэтому нам и удалось заставить уважать себя и внушить страх всему миру.
Аликино оставил зонт, плащ и шляпу в прихожей и последовал за мистером Вейнфельдом. В просторной гостиной он опустился в черное кожаное кресло.
- Выпьете кофе?
- Охотно.
- Только не надейтесь, что он будет приготовлен по-итальянски. Он будет таким, как готовят здесь, в этой весьма отдаленной провинции Европы. Вы, надеюсь, меня понимаете.
Вейнфельд прошел в кухню, и из-за двери, которую он оставил приоткрытой, долетел приятный запах какого-то травяного настоя.
Аликино осмотрелся. Обстановка была типичной для среднего класса, но все же немного побогаче. На стенах висело много фотографий разных размеров. Некоторые относились к военному времени. Вейнфельд был на них один или с другими офицерами в черных мундирах СС.
Хозяин вернулся с двумя чашками кофе, стоявшими на серебряном подносе.
- По воскресеньям я предпочитаю оставаться в одиночестве. Мне нравится, что никто не мешает предаваться воспоминаниям. - Он опустился в кресло напротив Аликино. - В этом году я отмечаю две годовщины - два важных события, которые произошли сорок лет назад. Первое - я его хорошо отпраздновал в мае - это конец войны. - Он улыбнулся. - Вы правильно поняли. Я отмечал конец войны, потому что для меня и для всех немцев, которым удалось сделать немало, это была победа. Большая победа. Мы одни восстали против всеобщего варварства, объединившегося в борьбе с нами. Для нашей высшей цивилизации это было больше, чем нравственная победа. Впрочем, учитывая ненависть, разобщавшую наших так называемых победителей, мне кажется, история на нашей стороне.
Отпивая большой глоток кофе, Аликино спрятал лицо за чашкой. От сигары он отказался:
- Не курю, спасибо. А какое же второе событие?
- Сорок лет назад, как раз в начале октября, я высадился на этом континенте. Сначала в Канаде, потом обосновался тут. Представляете, на родине меня разыскивали как военного преступника. - Он жестом как бы отогнал от себя неприятное воспоминание и снова улыбнулся. - А известно ли вам одно обстоятельство? Живя здесь, все больше убеждаюсь, что для этих людей национал-социалистический режим был бы идеальным. Если бы только их сознание смогло подняться до уровня политики. Но ничего не поделаешь: политика - это дело, которое по силам исключительно нам, европейцам. Это слишком утонченная вещь и непосильно умная для здешних варваров.
- Эта страна живет как бы в постоянном детстве. Никогда не взрослеет. И потому даже не стареет.
Вейнфельд внимательно посмотрел на Аликино:
- Так значит, вы - сын Астаротте Маскаро. По телефону мне показалось, вы моложе.
- А мне уже шестьдесят.
- Ну, вы еще молодой человек. Знаете, сколько мне?
Аликино притворился, будто не знает.
- Семьдесят четыре года.
- Вам можно дать гораздо меньше. Поздравляю, мистер Вейнфельд.