В милиции дежурный, скучая, слушает мой сбивчивый рассказ.
– Петренко!
– Ась?
– Сходи погляди, чё там такое…
– Щас побачу.
И Петренко в тогдашней темно-синей милицейской форме лениво плетется за мной по летней жаре.
На крылечке нашего дома сидит в дымину пьяный молодой мужик. Выломать дверь ему не удалось, он оставил эту затею, сидит пригорюнившись, и мучает его только один вопрос: – «Иде я?». Оказывается, он было решил посчитаться с соперником по сердечным делам, но перепутал улицу и двор. Теперь вот не знает, куда же его занесло… Дальнейшая судьба этого парня мне неизвестна, предполагаю, Петренко его отпустил. А старушка от своего перепуга отходила с трудом.
Конечно, и на Солнце есть пятна, и Пушкин в лицее тоже неуды получал. Были и более темные стороны жизни в Солдатском, но разве Сервантес закончил бы когда-нибудь своего Дон-Кихота Ламанчского, если бы о всех-всех-всех темных сторонах человеческой жизни писал? Ограничимся этим и мы.
Первые годы мой жизни – 1945 и 1946 просто голодными были, и это отразилось на мне. Официально считалось, что здоровьем я слаб, и врачи рекомендовали ограничить подвижность, освобождали от физкультуры и проч. А то, что этот «ослабленный» ребенок как медвежонок лазуч и любит подальше гулять – то это обстоятельство, будучи по тогдашним «материалистическим» представлениям «ненаучным», не входило в «научный» расчет. Мама же верила заключениям врачей абсолютно, например, не разрешала купаться в реке и в пруду, как это делали детки там все – ведь ВРАЧИ не велят! Когда же впоследствии я стал уже почти взрослым человеком, то медицина на основании новейших по тогдашнему новому времени аргументов признала свои былые ошибки и стала советовать как раз подвижность детям с диагнозом таким, как у меня. Для мамы это было потрясением и крушением веры в абсолютную истинность Просвещения, Науки, Медицины, а пишущий эти строки к тому времени уже настолько привык к своему почти врожденному недоверию миру «взрослых» людей, что только плечами пожал, узнав о том, что медицина по неведению своему помогала последствиям тяжких голодных лет и далее ослаблять организм. Ошибка в науке исправлена самой этой наукой, а это уже хорошо. В те же прелестные годы в прогретом летнем южнорусском селе я уходил подальше в заросли поймы реки и плескался там в бочагах, чтоб никто не заметил и мама узнать не могла. Да я и не так чтобы специально так делал – но если вода на пути, не возвращаться ж назад.
ГЛАВА 3. БИБЛИОФАГ
В каком возрасте я научился читать, точно сказать не могу. Скорее всего, меня, по правилам тех лет, до школы-то читать и не учили. Было мнение, что если ребенок научится до школы читать, то в первом классе ему будет скучно, он привыкнет смотреть на свое окружение свысока и на уроках шалить, а когда весь класс догонит его в ученье и дальше привычным размеренным темпом пойдет – то этот нежелательный стереотип ох как больно отзовется на нем. Ребенка нужно в других направлениях развивать – рисование, музыка, то да се. Для этого в Кузнецке у меня свои оригинальные возможности были, об этом как-нибудь пообщаемся в другой раз. Так что вряд ли я до школы умел читать, но это точно неведомо мне.
Во всяком уж случае, в число моих первых прочитанных изданий входили материалы по анатомии человека, причинах опасных болезней, предотвращению заболеваний, эпидемий и всего такого нехорошего в форме плакатов типа наглядных пособий для санитарно-эпидемиологического просвещения страны. Мама ведь до войны работала в медицине, затем сандружинницей была. Как известно, во время войны и в послевоенное время в связи с массовыми перемещениями людей и неустроенностью быта, худого питания, несчастий, горя, стрессов и прочих факторов, снижающих иммунитет, санитарно-просветительская и контрольно-наблюдательная функция добровольных санитарных дружин просто необходимой была. У мамы в Кузнецке что-то еще было на этот счет, и я прекрасно помню, сколь занимательными были те цветные наглядные пособия для меня. Одно из семейных преданий гласит: «К некоторой очень милой учительнице местной школы пришли подруги почаевничать и поболтать. Вдруг в комнату вбегает маленький мальчик и радостно кричит: – «Мама, мама! У меня есть сонная тетеря, вот тут!». Смутно помнится – это был я, но сам тот плакат с анатомией кровеносной системы на фоне скелета и мышц яснее помнится мне. Вывод из этого прост – этого мальчика просто скелетом не напугать, экая невидаль – ходит тут где-то скелет. Что-то серьезнее нужно, чтобы его испугать.