Матиас поднял руки, покачал головой и крикнул:
— Будьте любезны покинуть помещение! Если Кнут испытает стресс, он не захочет играть при посторонних. Слишком много новых впечатлений для одного дня, ведь он еще ни разу не был на площадке!
Голос Матиаса слегка дрожал. Замолчав, он тут же устремил взгляд обратно в пол. Почему он всегда говорил так тихо, когда другие шумели? Что такое площадка? Сердце Кнута забилось чаще при мысли о том, что он сможет наконец оказаться снаружи.
— Удачи! — пожелали напоследок журналисты и вышли из комнаты.
Кнут обратил внимание на их странные жесты. Вон тот человек сжал четыре пальца и поднял один, а вот этот сделал вид, будто плюет кому-то на плечо.
В комнате воцарилась тишина. Кристиан спросил Матиаса, придут ли сегодня его жена и дети. Матиас покачал головой — точнее, Кнут предположил, что он сделал именно это. Медвежонок успокоился.
Кристиан ободряюще похлопал Матиаса по плечу, и тот словно вышел из оцепенения. Он завернул Кнута в одеяло и взял его на руки, потом вынес из знакомой комнаты. Они покинули здание, медвежонок вдохнул запахи других зверей и вскоре попал в другое здание, в другую комнату, где, по-видимому, ему предстояло дожидаться своего выхода. Матиас попытался выглянуть наружу, но его, кажется, что-то ослепило. Кнут вытянул шею. Его близорукие глаза смогли различить лишь очертания большой каменной плиты, все остальное было размыто. Услышав гул голосов, медвежонок предположил, что по ту сторону плиты стоит многолюдная толпа.
Матиас расстелил одеяло, усадил в него Кнута и потащил за собой, как на санках. Медвежонок был так счастлив, что забыл о присутствии публики. Забыл он и о том, что не владеет искусством, которое можно было бы демонстрировать на сцене. Санки въехали на небольшое возвышение на каменной плите, с которого открывался вид вдаль. Послышались ликующие возгласы. Кнут заметил, что на него смотрит множество гомо сапиенсов, но не мог разглядеть их четко.
Матиас осторожно перенес медвежонка на каменную поверхность, поднял пушистые медвежьи лапки и погладил теплый животик. Кнуту захотелось играть, он высвободился из объятий Матиаса, повернулся, приподнял попу, чтобы встать. Раз за разом он смело набрасывался на руку Матиаса. Во время очередной атаки его когти коротко царапнули тыльную сторону ладони Матиаса, и тонкая человеческая кожа слегка закровоточила. Матиас не вскрикнул от боли и продолжил весело играть с медвежонком. Тот вспомнил историю Сюзанны и испугался, что потеряет Матиаса, однако быстро позабыл свои тревоги, когда его замотали в одеяло и ему пришлось выпутываться. Кто-то из публики выкрикнул:
— Ну просто как сосиска в тесте!
Кнут не хотел быть сосиской. Его противником сейчас был не Матиас, а одеяло, тактику которого Кнут достаточно хорошо изучил. Победа была не за горами. Медвежонок пнул одеяло, впился зубами в его тряпичную плоть и храбро продолжил бой. Когда одеяло уже было готово капитулировать, Матиас забрал его и снова попытался закутать в него Кнута. Матиас явно сражался на стороне одеяла, это предательство лишило Кнута возможности победить. После недолгой борьбы Кнут сумел снова высвободиться из одеяла и побежал. Он споткнулся и покатился колесом. Зрители дружно рассмеялись. Кнут догадался, что своим падением объединил людей. В этот миг медвежонок сделал важное открытие, к которому рано или поздно приходит любой талантливый клоун. Или это знание уже было заложено в его генах?
На другой день в комнату вошел директор зоопарка со стопкой газет, которые он держал на вытянутых руках, точно подношение.
— Вчера нас посетило более пятисот журналистов. Министр сказал, что был приятно удивлен. Кто бы мог подумать, что мы привлечем столько внимания?
Кристиан не появлялся весь день — вероятно, у него был выходной. Матиас сидел на стуле, погрузившись в свои мысли. Вид у него был изможденный. Едва директор скрылся за дверью, Матиас закутался в одеяло и, точно больной, лег в углу комнаты. Кнут расценил это как приглашение к борьбе, ведь одеяло принадлежало ему, а Матиас присвоил его себе. Медвежонок радостно набросился на Матиаса, разинул пасть, чтобы спровоцировать его, сделал вид, будто кусает ему руки, царапает ткань рубашки, но Матиас не реагировал. Кнут заволновался, ткнулся мордочкой в его бороду, проверяя, дышит ли ее хозяин. Наконец полуживой человек открыл рот и произнес:
— Не беспокойся! Так быстро я не умру.
Кнут посвящал государственной службе два часа в день. Его работа заключалась в том, чтобы играть с Матиасом на площадке. Зрители выстраивались стеной по ту сторону рва и ликовали. Если бы не эта преграда, они набросились бы на Кнута. Поначалу медвежонку было жаль бедняг, которые не могут участвовать в игре, потому что их не пускают на площадку. Медвежонок телом ощущал, как людская масса жаждет схватить его и тискать долго-долго.