Он быстро подошел к дверце, словно возражая наглой усмешке: «Вот кто мне отплатит за эту шуточку». Но дверца не поддалась; впрочем, удивляться пока было нечему: он слишком недавно вышел из дома. Но прошло еще полчаса, барон уже продрог от ночной прохлады, а калитка и не думала открываться. Его грели только гнев и нетерпение: «Неужто меня одурачили? Или этой пухленькой торговке что-то мешает?» Еще долго он убеждал себя в последнем; все было против первого предположения: естественное мужское тщеславие, прошлые победы, недавняя интрижка с маркизой, но главное – поведение госпожи Дилуа, а также сведения от госпожи Барне и его собственные измышления о роли Шарля. Понадобилось еще какое-то время, прежде чем он стал наконец понимать, что над ним всласть позабавились – пальцы Армана окоченели и избавили от лишней самоуверенности. Его выставили за дверь, и, возможно, этот господин Шарль следил за ним из-за штор и передразнивал его, зубоскаля. Барона угнетала эта жуткая картина: ведь речь шла уже не просто об обладании женщиной, а о том, что его, поводив за нос, оставили в дураках. Даже Гамлет не пришел бы в такое возмущение, как Луицци. И все-таки барон никак не мог поверить, что с ним сыграли настолько злую шутку; еще битый час гордыня сражалась с очевидностью. Самолюбие – страшный зверь, у него больше голов, чем у Лернейской гидры, и отрастают они вновь намного быстрее. Луицци перебрал все возможные варианты, прежде чем склонился к выводу, что госпожа Дилуа просто слегка пошутила, а еще через полчаса непредвиденный случай окончательно разрешил все его сомнения. Дверь внезапно распахнулась; барон ринулся к ней и столкнулся лицом к лицу с выходившим Шарлем. Оба невольно отступили на шаг и буквально озарили друг друга одинаково гневными глазами.
– Что-то поздновато вы решили нанести визит! – произнес Шарль.
– Не позднее, чем вы наконец собрались уходить.
– Вас ждут.
– Похоже, только после вас; но могу поклясться, милостивый государь, вам нечего опасаться.
– Что вы имеете в виду?
– Что надо было хоть разок, по случаю, уступить мне первое место.
– Как вы осмеливаетесь думать такое?
– Я не только думаю, но и говорю: хозяйка этого дома – любовница…
– Замолчите, заклинаю вас! – воскликнул Шарль, схватив Луицци за руку.
Барон резко высвободился негодующим движением:
– Вы что, сударь, ошалели? Или взбесились?
Презрение, с которым барон произнес последние слова, озлобило Шарля; он начал наступать на Луицци:
– Да знаете ли вы, кто я?
– Чурбан неотесанный! Еще смеет защищать эту…
– Сударь! – разъярился Шарль. – Замолчите! Знаете цену вашим словам?
– Так же, как вы цену на шерсть.
– Но я знаю и цену на свинец! И я вас с ней познакомлю!
– Дуэль? О нет, сударь! Я не хочу еще раз выставить себя идиотом.
– Берегитесь! Я сумею вас заставить!
– Ну-ну, попробуйте.
– Да-да! И раньше, чем вы думаете… Завтра утром я буду у вас.
– Всегда к вашим услугам.
Барон насмешливо склонил голову, и Шарль быстрыми шагами пошел прочь.
Едва он исчез, калитка приоткрылась и послышался трепещущий голос госпожи Дилуа.
– Входите, входите, – тихонько шепнула она.
У Луицци возникло здоровое желание отказаться.
– Ради Бога, входите же, – настаивала госпожа Дилуа.
Шарль был уже далеко, и барон решился войти. Госпожа Дилуа взяла его за руку. Бедная женщина вся дрожала; по потайной лестнице она провела Луицци к себе. Атмосфера почти невинного покоя в комнате испарилась, постель была смята. При свете единственного ночника Луицци разглядел, что госпожа Дилуа еще более раздета, чем в тот момент, когда он с ней расстался: ее тело прикрывал только ночной пеньюар, и спускалась она вниз босиком.
– Сударь, – заговорила она, – что я вам такого сделала, что вы стремитесь меня погубить?
– Погубить? Ну и что? – Луицци рассмеялся. – Не вижу в этом ничего плохого; в любом случае ваша погибель не на моей совести.
Луицци ожесточился; он уже праздновал победу – и вдруг такое унижение! Кроме того, он замерз и, чувствуя, что его обвели вокруг пальца, утратил всякую жалость.
– Неужели все, что мы тут наговорили друг другу ради забавы, вы приняли всерьез?
– А что, другие воспринимают это иначе?
– Другие? Да за кого вы меня принимаете, сударь?
– За очень даже миловидную женщину, которой очень нравится, чтобы ее любили.
– Вы в самом деле поверили, что я буду вас ждать?
– Да, действительно, я верил и надеялся…
– Хорошего же вы мнения о женщинах!
– Поверьте, сударыня, гораздо лучшего, чем они того заслуживают; ведь я считал, что вы будете одна…