Уверившись, что дело практически сделано, я подмигнул товарищам, и они начали исчезать: одного заинтересовало вдруг, что же там происходит за окном, другой якобы решил сбегать еще за бутылкой, женщины пошли принести чего-нибудь сладкого, в общем, один за другим все как бы невзначай испарились; последним вышел я, закрыв дверь ключом на два оборота, хотя, конечно, эта предосторожность не имела смысла; аббат попал в лапы опытного хищника, который не позволит ему улизнуть, и слишком хорошо я знал Мариетту, чтобы не быть уверенным, что он выйдет от нее проклятым, как жид.
– Ничего себе! – прервал хохот Гангерне Луицци. – И вы не побрезговали подобными средствами ради свершения столь гнусного преступления?
– Подумаешь! – еще заливистее заржал Гангерне. – Это же смешная история, сударь мой разлюбезный, и ничего больше! Или вы верите в добродетель этих шутов в рясах с кучей якобы племянников и племянниц, которых они пристраивают в певческий хор? Мой был довольно молод и, наверное, еще не потерял веры во всякие религиозные глупости, но это не продлилось бы долго: не Мариетта, так какая-нибудь набожная прихожанка не первой молодости выбила бы из него дурь, но куда как менее приятным образом. Впрочем, я не скрываю своего личного мнения; я, можно сказать, либерал, и мне внушают отвращение иезуиты и ханжи, а потому никогда не буду раскаиваться в том, что неплохо посмеялся над этим сбродом, только и мечтающим восстановить у нас десятинный налог и индульгенции.
– Ну же, – нетерпеливо прервал толстяка Луицци, чувствуя, что ему, меньше чем кому-либо, подобает возражать пошлой белиберде любителя пошутить, – и чем все кончилось?
– Забавное получилось дельце, честное слово! – продолжал Гангерне. – Подождав пару часиков, дабы улетучились винные и другие пары, я спустился в кабачок и, попросив рюмку водки, сел играть в домино; за партией я с равнодушным видом, как бы ненароком, заметил, что, когда проходил по лестнице, услышал в комнате Мариетты незнакомый голос. Я совсем не ревнив, – добавил я уязвленно, – но решил заглянуть в замочную скважину – и что бы вы думали? Ставлю двести двойных пистолей из чистого испанского золота против двух медяков, что прямо перед дверью, на спинке стула, висит ряса священника!
– Не может быть!
– Сказки!
– Вранье!
– Во заливает!
– Это, наверное, не наш аббат! – раздались крики со всех сторон.
– Не знаю, не знаю, – ответил я, – но спорю на две кружки пунша, что там наверху есть священник.
– Я с удовольствием оплачу эти две кружки, – ответил один из посетителей кабачка, – и без всякого пари, лишь бы увериться в правдивости ваших слов.
– А я охотно оплачу их, – ответил я, – лишь бы убедиться, что мои подозрения в отношении Мариетты беспочвенны!
– А я поставлю по кружке всем присутствующим и дам сто франков, лишь бы она прокрутила этот фокус! Эх! Как давно я мечтаю застукать одного из тех скользких попиков, что уговорили мою тетушку отдать все наследство городской больнице! Он у меня попотеет, прохвост!
– Ну так что? По рукам?
– По рукам.
Сказано – сделано; меж тем все посетители кафе, а их насчитывалось около тридцати, сгрудились вокруг нашего стола и засвидетельствовали уговор об угощении пуншем всего благородного общества.
– Однако, – не преминул я заметить, – поскольку присутствующие заинтересованы в угощении, нужно, чтобы все своими собственными глазами увидели то, что происходит наверху.
Сие предложение не вызвало ни у кого возражений, и толпа устремилась к лестнице через заднюю комнату лавки; затем мы на цыпочках прокрались на второй этаж. Заперев дверь, я предусмотрительно спрятал ключ под половик; я рассчитывал, что, толкаясь у замочной скважины, эти пьянчужки обязательно нащупают его ногами и найдут.
Славная мысль посетила меня очень кстати, ибо, по правде сказать, не разглядев ничего через скважину, все уже было решили, что я ошибся, но в этот момент посетитель, столь потерпевший когда-то от поповского произвола, нашел-таки пресловутый ключ, быстро схватил его и отпер дверь. В самом деле, первое, что мы увидели за ней, – это четырехугольный наплешник аббата; мы бросились к двери в комнатушку Мариетты, но, похоже, наше приближение было вовремя обнаружено, так как эта дверь была закрыта изнутри на засов, а потому нам не удалось застигнуть парочку flagrante delicto[3], как пишут в jus romanum[4]. Проигравший пари заорал, что он сейчас разнесет дверь, а я, понимая, что дело не требует больше моего участия, спустился в кабачок. Несколько посетителей, не пожелавших подниматься наверх, весело переговаривались у выхода на улицу. Мало-помалу к ним присоединились знакомые и друзья, что проходили мимо, и вот уже довольно многочисленная толпа прислушивалась к происходившему наверху. Поскольку я не люблю оставаться в гуще потасовки, если есть малейшая вероятность, что дойдет до тумаков, то расположился на другой стороне улицы, чтобы насладиться развязкой маленькой комедии по моему сценарию. На втором этаже раздавались бешеные вопли тех, что ломились в дверь Мариетты, а внизу из толпы кричали: