Путч 30 июня не произошел. Гитлер из Бад-Годесберга сразу же улетел в Мюнхен, где он получил самые последние новости о планах, вынашиваемых Ремом. Рем созвал всех своих соучастников в Бад-Висзее. Гитлер прибыл туда на рассвете и захватил заговорщиков с поличным. Таким образом, можно сказать, что план Рема был расстроен в тот самый день, когда он организовывал этот путч. Никакого путча не произошло. Согласно документам, захваченным Гитлером в Бад-Висзее и показанных Бломбергу, путч был направлен главным образом против армии – то есть рейхсвера – и ее офицерского корпуса, как оплота реакции. Они считали, что Гитлер явно просмотрел этот этап в своей революции, но они смогут исправить это сейчас. Бломберг и Фрич должны были быть смещены – Рем хотел заполучить одну из этих должностей себе.
Поскольку план Рема, по сути, заключался в усилении вооруженных сил, разрешенных нам по Версальскому договору, многочисленной народной милицией по швейцарской модели, это было уже хорошо известно фон Шлейхеру [прежнему рейхсканцлеру и военному министру].
Рем задумал превратить СА с их революционным офицерством, состоявшим главным образом из бывших армейских офицеров, недовольных своей отставкой и поэтому враждебно настроенных к рейхсверу, в будущую народную армию по территориальному принципу. Она никогда не стала бы работать совместно с рейхсвером, а только против него, что означало бы ликвидацию рейхсвера. Рем знал, что Гитлер уже отверг такие идеи, поэтому он хотел принудить Гитлера к сотрудничеству, поставив его перед свершившимся фактом.
К сожалению, генерал фон Шлейхер также приложил к этому руку: он всегда был кошкой, которая не устоит перед политическими мышами. Вот почему Шлейхер и его эмиссар фон Бредов, который ехал в Париж с предложениями Рема к французскому правительству, были арестованы. Я не осведомлен, предпринял ли кто-нибудь из них попытку вооруженного сопротивления, но сегодня я склонен думать, что нет. Оба были расстреляны.
Фон Бломберг хранил в своем сейфе список фамилий тех, кто был расстрелян; в нем было семьдесят восемь имен. Очень жаль, что во время Нюрнбергского трибунала свидетели, даже Юттнер [генерал-лейтенант СА], умолчали о реальных планах Рема и старались замять это дело. В этих планах участвовали и были полностью посвящены в них только высший эшелон руководящих кадров СА; среднее звено СА и офицеры рангом ниже полковника не имели о них ни малейшего понятия и, скорее всего, никогда о них и не узнали.
Тем не менее, то, что он [Бломберг] сказал в благодарственной телеграмме Гитлеру, безусловно правильно: решительным личным вмешательством Гитлера в Бад-Висзее и предпринятыми им действиями он смог предотвратить назревавшую опасность до того, как она разгорелась в разрушительный пожар, который унес бы во сто крат больше жизней, чем это произошло в конечном итоге. Почему виновные стороны не предстали перед военным трибуналом, а были просто расстреляны, находится за пределами моего понимания».
Этот комментарий характеризует непосредственность фельдмаршала. То, что Гитлер не имел законного права устраивать эти казни, то, что это было явным нарушением законности, не поняли в 1934 г. ни Бломберг, ни Кейтель: они увидели впереди только неясные и внушающие опасения очертания постреволюционного состояния СА, в лице подставной фигуры Рема. Как напишет позже фельдмаршал фон Манштейн: «Чем больше те дни отдаляются от нынешних, тем больше людей, кажется, склонны преуменьшать степень опасности, представляемой СА во времена командования такого человека, как Рем; они же представляли опасность не только для рейхсвера, но и для всего государства».
Карл Эрнст, лидер Берлинской группировки СА, его адъютант и начальник штаба были расстреляны в ночь с 30 июня на 1 июля, в «ночь длинных ножей»; Эрнст Рем, начальник штаба СА, был расстрелян на следующий день рано утром; генерал Курт фон Шлейхер и его жена были убиты в эту ночь в своем доме в Ной-Бабельсберге, а также был расстрелян генерал-майор фон Бредов.
Весной 1934 г. умер отец Кейтеля, и он получил в наследство поместье Хельмшерод. Кейтель подал прошение об отставке, поскольку решил полностью посвятить себя делам семейного поместья; он хотел уйти в отставку с 1 октября 1934 г. Но его вызвал начальник военного кадрового управления, генерал Швельдер, который сказал ему, что Фрич готов предложить ему должность командующего дивизией под Хельмшеродом, и Кейтель выбрал 22-ю пехотную дивизию в Бремене, отозвав свое заявление об отставке. «Такова сила человеческой судьбы», – говорит Кейтель в своих воспоминаниях. Но он недолго был на этой новой должности.
«В конце августа [1935 г.] мне позвонил командующий военным округом [генерал фон Клюге], который хотел, чтобы я приехал и встретился с ним, чтобы обсудить что-то очень срочное. В это время я был на учебном полигоне в Ордруфе; вблизи которого мы и встретились и спокойно поговорили с глазу на глаз.
Он был крайне дружелюбен, рассказал мне, что 1 октября я должен сменить фон Рейхенау на посту начальника вермахта [управления вооруженных сил] в министерстве Бломберга и что другому кандидату на этот пост, фон Фитингофу, уже отказали. Я был очень взволнован и, несомненно, не мог этого скрыть. Затем он сказал мне, что за моим выдвижением стоял Фрич и что я должен иметь в виду, что это было практически вотумом доверия от Фрича и Бломберга. Я попросил его сделать все возможное и невозможное, чтобы предотвратить мое назначение, для этого еще было время. Я просил его сказать Фричу, что, как солдат, я никогда не был так счастлив, как сейчас, командуя дивизией в Бремене; я не хотел иметь никаких дел с политикой. Он пообещал сделать это, и мы расстались.
По дороге назад из Ордруфа в Бремен я остановился на несколько дней в Хельмшероде, где жила моя жена с нашими детьми. Она убеждала меня согласиться на эту должность и не делать ничего, что могло бы навредить моим шансам на избрание...»
У Кейтеля с Фричем долгое время были хорошие отношения, и он высоко ценил Бломберга как понимающего, умного и образованного руководителя. Кейтель хотел укрепить позиции военного министра рейха как Верховного главнокомандующего вооруженными силами и создать для него в управлении вооруженных сил – и прежде всего в департаменте национальной безопасности – эффективный объединенный оперативный штаб, управляющий всеми родами войск. Он никогда не считал себя, как по образованию, так и по талантам, пригодным для роли начальника Генерального штаба вооруженных сил; как и Бломберг, он осознавал необходимость установления такого поста, но этот пост никогда не был создан. И армия – в лице генерал-полковника Фрича и генерала Людвига Бека, позднее ставшего начальником войскового управления и главным военным теоретиком, – а также военно-морской флот изо всех сил противились этим новшествам.
Но активнее всего протестовала именно армия. Генерал Бек, начальник Генерального штаба сухопутных сил, откомандировал одного из своих наиболее талантливых офицеров Генерального штаба баварца Альфреда Йодля в департамент национальной безопасности в благой надежде на то, что Йодль будет защищать интересы армии. Но Йодль, блестящий мыслитель, также загорелся новыми идеями. Ненависть Бека к Кейтелю стала смертельной, до такой степени, что такой изысканный человек, как Бек, стал использовать грубые выражения.
Еще большей проблемой было приведение в порядок военно-воздушных войск Германии: этот третий и новейший род войск находился под командованием бывшего капитана авиации Германа Геринга, только что произведенного в генерал-полковники и наслаждавшегося обладанием уникальной политической властью, сочетая должности рейхсминистра авиации, премьер-министра Пруссии и комиссара четырехлетнего плана, одновременно не входя в высшие партийные круги.
Отношения Кейтеля и Бломберга были дружескими, но прохладными и официальными. Они хорошо относились друг к другу, никогда не ссорились и даже не спорили друг с другом; но какой-либо близости, которую можно было бы ожидать после долгих лет знакомства, начиная с 1914 г., между ними не было. Сам Кейтель всегда приписывал это тому, что после смерти жены весной 1932 г. Бломберг замкнулся в себе. Его же отношения с фон Фричем, главнокомандующим сухопутными силами, были, напротив, всегда дружескими, сердечными и доверительными. По инициативе последнего они часто проводили вечера наедине друг с другом, разговаривая и предаваясь воспоминаниям за бокалом вина.