Я сразу (21 сентября) ответил на это письмо, послав Эйзенхауэру радиограмму следующего содержания:
«Дорогой Айк, большое спасибо за письмо от 20 сентября, посланное через Гейла. Не могу согласиться с тем, что наши мнения совпадают, и уверен, что Вы хотите от меня полной искренности и открытости по основным вопросам. Я всегда призывал остановиться на правом крыле и продвигаться вперед левым, но правому крылу постоянно позволяли уходить настолько далеко, что оно оторвалось от своего снабжения, и мы утратили гибкость. Судя по Вашему письму, Вы по-прежнему хотите продвигаться правым флангом, при этом в п. 6 Вы указываете, что вся группа армий Бредли продвинется вперед на достаточное расстояние, и т. д. Я хотел бы сказать, что правый фланг 21-й группы армий должен получить четкий приказ остановиться, а если этот приказ не будет выполнен, мы столкнемся с большими трудностями. Суть вопроса, по-моему, состоит в следующем: если Вы хотите занять Рур, Вам придется бросить все силы на левый фланг и остановиться на всех прочих направлениях. Я считаю, что если этого сделано не будет, Вы не возьмете Рур. Ваш большой друг Монти».
Затем Эйзенхауэр назначил на 22 сентября совещание в своем штабе в Версале, чтобы обсудить план дальнейшего [297] ведения войны. На тот момент ситуация в Арнеме была нелегкой, а южнее немцы перерезали коридор и закрепились на главной дороге между Вегелом и Граве, к югу от Неймегена. Я решил, что не могу оставить фронт, и попросил де Гингана представлять меня на совещании. Более того, я знал, что из-за того, что я часто вступаю в полемику относительно ведения войны, я не пользуюсь большой популярностью ни в штабе Верховного главнокомандования, ни среди американских генералов, и подумал, что будет лучше держаться в стороне от новых дебатов.
Вечером де Гинган прислал мне из Версаля сообщение о том, что Эйзенхауэр на 100 процентов поддержал мой план, что основной удар будет нанесен на северном направлении и ему будет обеспечено полное снабжение. Я получил это сообщение утром 23 сентября. К этому времени ситуация в Арнеме стала совсем скверной; коридор, ведущий к Неймегену, снова перерезали, и складывалось впечатление, что нам придется отвести остатки 1-й британской воздушно-десантной дивизии за Недер-Рейн. 25 сентября дивизию действительно отвели.
Я постоянно возвращался мыслями к нашей встрече с Эйзенхауэром в моем штабе в Конде 23 августа, когда я просил его принять решение в поддержку моего плана. Он отказался. И только теперь, 23 сентября, мне сообщили, что он согласился и поддержит мой план. Он принял решение с опозданием ровно на один месяц. Уже ничто не могло помешать событиям развиваться так, как я предсказывал месяц назад.
Ситуация со снабжением по всему фронту постепенно ухудшалась. К 6 октября находившаяся на моем правом фланге 1-я американская армия оказалась не в состоянии осуществлять операции в соответствии с планом, потому что ей не хватало боеприпасов. 7 октября я из Эйндховена подробно описал Эйзенхауэру ситуацию, сложившуюся на северном фланге, и сказал, что не могу продолжать планировавшиеся операции по выходу к Рейну, если мне не доставят все ресурсы, необходимые для проведения этих операций. Я сказал, что прошу Бредли приехать ко мне на следующий день, 8 октября, чтобы обсудить положение.
Зная, что 8 октября Бредли будет у меня в Эйндховене, Эйзенхауэр прислал нам обоим послание с изложением своей [298] точки зрения на проблему, касавшуюся нас всех. Его письмо начиналось следующими словами (курсив мой):
«Основная трудность на северном фланге, судя по всему, состоит в нехватке сил перед лицом укрепления сил противника. Следовательно, план согласованной атаки на Рейне следует отложить до тех пор, пока не удастся собрать достаточные силы за счет подтягивания американских дивизий с побережья. Тем не менее планы обеих групп армий должны включать в качестве первостепенной задачи выход на линию Рейна к северу от Бонна настолько быстро, насколько это позволят человеческие возможности».
Мы с Бредли не могли согласиться с указанием. Мы были твердо убеждены, что нам следует снизить темп операций в направлении Рейна, пока не улучшится положение со снабжением. Именно это я и сообщил Эйзенхауэру, сказав, что остановил продвижение 2-й армии к Рейну и собираюсь сосредоточиться на открытии подступов к Антверпену — чтобы обеспечить полноценную работу порта.
На следующий день, 9 октября, я получил от Эйзенхауэра письмо, в котором он указывал (курсив мой):
«Если мы не добьемся возобновления работы Антверпена к середине ноября, вся операция остановится. Должен подчеркнуть, что я считаю Антверпен самой важной из наших операций на всем фронте от Швейцарии до Ла-Манша».