Я сразу изложил ему план создания резервного корпуса для 8-й армии, с большим количеством бронетехники, как у Роммеля. Он согласился, но он еще не был главнокомандующим ближневосточным сектором. Не имело смысла обсуждать мои планы с Окинлеком или его начальником штаба: оба покидали свои должности, поэтому я решил переговорить с заместителем начальника штаба, генерал-майором Джоном Хардингом (теперь фельдмаршалом и лордом). Он учился у меня в штабном колледже в Кэмберли, и я был самого высокого мнения о его способностях. Он не знал, что я и Александер делали в Каире, вот я ему и рассказал. Затем познакомил со своим планом и спросил, сможет ли он сформировать нужный мне корпус из мелких бронетанковых подразделений, разбросанных по Египту. 3 сентября в Суэце ожидалось прибытие из Америки трехсот новеньких танков «шерман», которые могли составить основу бронетанковых дивизий. Хардинг пообещал обдумать вопрос, и мы договорились о новой встрече в шесть вечера. Я пообещал привести с собой Александера. После разговора с Хардингом мы с Александером пошли обедать в отель «Шефердс», где и обсудили сложившуюся на Ближнем Востоке ситуацию. Я изложил ему свои идеи и заручился его согласием на их реализацию в 8-й армии. Остаток дня я провел, покупая одежду, подходящую для августовской жары в пустыне. Это было просто необходимо, потому что, проведя целый день в привычной для Англии форме, едва не изжарился в ней! Мне предложили провести ночь в английском посольстве в Каире, с тем чтобы на следующий день в девять утра бригадный генерал из штаба 8-й армии встретил меня на перекрестке дорог к западу от Александрии и отвез в штаб.
В шесть вечера Александер и я вернулись в штаб ближневосточной группировки на встречу с Хардингом. Он сказал, что сможет создать нужное нам войсковое соединение. Речь шла о 10-м корпусе, состоящем из 18-й, 8-й и 10-й бронетанковых дивизий (каждая включала по одной бронетанковой и пехотной бригаде и дивизионные части поддержки) и новозеландской дивизии в составе двух пехотных и одной бронетанковой бригад.
Это был прекрасный вариант, и мы попросили его немедленно заняться формированием 10-го корпуса. [100]
В тот день предстояло завершить еще одно дело — найти второго адъютанта. Одного, капитана Спунера из Королевского Норфолкского полка, я привез с собой из Англии. Ни он, ни я не воевали прежде в Египте, вот мне и потребовался второй адъютант, хорошо знающий особенности жизни в пустыне. Мне рассказали, что Готт недавно взял в адъютанты молодого офицера из 11-го гусарского полка. Он не летел с Готтом в самолете, который сбили, и сейчас находился в Каире. Я решил, что именно он может мне подойти. Пригласил его к себе. Его звали Джон Постон, он окончил школу в Харроу перед самым началом войны. Он видел, что я — генерал-лейтенант, знал, что мне нужен адъютант, но никогда обо мне не слышал и понятия не имел, что я делаю в Египте. Я сказал ему следующее: «Моя фамилия — Монтгомери. Этим утром я прилетел из Англии, а завтра уезжаю командовать 8-й армией. Никогда раньше я в пустыне не был, и мне нужен адъютант, который поедет со мной и поможет мне обустроить свой быт. Хотите стать моим адъютантом и поехать со мной?»
Он явно удивился: я поделился с ним секретной информацией, известной очень немногим.
Ответил не сразу, какое-то время лишь смотрел на меня. В глазах стояла печаль; совсем недавно он служил у Готта, которого на Ближнем Востоке знали все, а молодые офицеры считали своим кумиром. А теперь он погиб. Я молчал, ожидая ответа: смотрел в серые глаза.
Наконец ответ последовал: «Да, сэр. Я хотел бы поехать с Вами».
Лучшего выбора я сделать не мог. Мы вместе прошли долгий путь, от Аламейна до Эльбы, сражаясь на территории десяти стран. Я души в нем не чаял. Его убили в Германии, в последнюю неделю войны. До победы было уже рукой подать, и он, который прошел столь долгий путь и так отважно сражался, отдал свою юную жизнь ради того, чтобы другие могли насладиться победой.
В пять утра 13 августа я покинул британское посольство на автомобиле и поехал в пустыню.
С бригадным генералом (теперь генерал-майором сэром Фрэнсисом) Фредди де Гинганом мы были давними друзьями. Впервые встретились в Йорке, где я служил майором, а он — новоиспеченным вторым лейтенантом. Потом встречались [101] в Египте в 1932 и 1933 годах, в Кветте в 1935 и 1939 годах, когда он был кем-то вроде военного помощника у Хор-Белиша, министра обороны. Де Гингана отличал цепкий и развитый ум, и в прошлом я всегда считал его исключительно одаренным молодым офицером. Вот он-то и ждал меня на перекрестке дорог под Александрией, там, где идущее из Каира шоссе поворачивало на запад. Я нашел его похудевшим и встревоженным: вероятно, на его плечи легла слишком большая нагрузка. Я сразу понял, что прежде всего необходимо восстановить доверительные отношения, которые связывали нас в прошлом. Поэтому уговорил его сесть в мой автомобиль, а потом завел разговор о наших прежних встречах, вспомнил несколько забавных эпизодов. Постепенно он расслабился, и лишь после этого я перешел к делу: «Фредди, друг мой, у меня такое впечатление, что вы тут попали в передрягу. Расскажите мне об этом».