Сражение у Агейлы завершилось; мы надежно держали в руках этот плацдарм.
В Джебеле возле Мекили у меня стоял 10-й корпус (Хоррокс) с большим количеством бронетехники. Авиация, размещенная на аэродромах Мартубы и тех, что находились южнее [159] Бенгази возле Агедабии, оказывала мощную поддержку нашим операциям.
Наша цель была достигнута.
Я перенес свой передовой штаб вперед, к Марбл-Арч, поближе к аэродромам Мердумы и штаб-квартире 30-го корпуса. Оттуда было удобно руководить рекогносцировкой буэратского рубежа и разрабатывать план наступления на Триполи.
Рождество 1942 года в пустыне
Теперь мы глубоко продвинулись в Триполитанию и находились более чем в тысяче двухстах милях от Аламейна, откуда начали наступать. Роммель и его войска Оси потерпели сокрушительное поражение. Египет находился в безопасности до конца войны.
Я решил, что 8-я армия нуждается в передышке, чтобы собраться с духом и подготовиться к последнему броску на Триполи. Офицеры и солдаты, вне всякого сомнения, заслужили отдых, и я решил им его предоставить. Объявил, что армия остается на месте, никаких наступательных операций до Рождества проводиться не будет и мы проведем этот день наилучшим образом, какой возможен в условиях пустыни. Было очень холодно. Мы заказали в Египте индеек, сливовые пудинги, пиво, штаб сосредоточился на том, чтобы заказ поступил вовремя, — и добился цели.
Я издал нижеследующее обращение к 8-й армии:
«1. 8-я армия изгнала противника со знаменитого агейлского плацдарма и теперь вступает в Триполитанию. То, чего мы добились с 23 октября, когда началось сражение под Аламейном, замечательно. Перед началом того сражения я обратился к вам с воззванием, в котором сказал: «Помолимся, чтобы Господь могучий в битве даровал нам победу». Он это сделал, и знаю, вы согласитесь со мной, когда я скажу, что мы должны не забывать благодарить Его за Его великие милости. 2. Наступило Рождество, и все мы думаем о своих семьях и друзьях в родной стране. [160] Я хочу пожелать вам всего наилучшего и надеюсь, что 1943 год будет счастливым для каждого из вас. 3. Я получил поздравление с Рождеством из Гулля в Йоркшире, самое приятное из всех, какие получал. К сожалению, ответить на него я не могу, потому что поздравитель не указал своего адреса. Но буду дорожить им всю жизнь. Оно предназначено также и вам, в нем говорится вот что: «Уважаемый сэр. Желаю вам и вашим ребятам из 8-й армии самого счастливого Рождества. Крепкого здоровья. Удачи. И по Божьей милости победы в 1943 году. Не давайте им передышки, Монти. Наилучшие пожелания от йоркширской девушки, у которой парень в 8-й армии». 4. Мог ли я поздравить вас лучше, чем эта йоркширская девушка? Я бы хотел сказать ей, что мы всеми силами будем стараться «не давать им передышки». 5. Удачи вам! И, как сказал Крошка Тим в «Рождественском хорале» Диккенса, «Боже, благослови всех нас, каждого из нас».
Потом я обнаружил, что неточно процитировал Крошку Тима. Но эта неточность оказалась кстати!
Мне доставило радость то Рождество в пустыне; думаю, и всем нам. Нами владело сознание, что мы кое-чего достигли. Переправа через агейлское болото была наведена, и мы расположились на отдых всей армией за теми некогда грозными позициями, куда до сих пор проникали только наши передовые дозоры. Мы добились успеха, и боевой дух был высоким.
Де Гингана со мной не было. Он нес громадное бремя с тех пор, как ранним утром 13 августа мы встретились на перекрестке возле Александрии, и слег во время подготовки к сражению у Агейлы. Я отправил его на отдых в Каир; де Гинган был помолвлен, и я сказал, что ему следует жениться до возвращения, — он так и сделал. На его место я временно взял Бобби Эрскина (теперь он полный генерал сэр Джордж Эрскин), [161] бывшего начальником штаба у Лиза в 30-м корпусе, и он исполнял обязанности де Гингана, пока тот не вернулся.
У меня гостил Дункан Сэндис, зять премьер-министра, и, возвратясь в Каир, он прислал нам к Рождеству бутылку портвейна. Джон Постон, мой адъютант, велел дежурному по столовой подогреть бутылку перед тем, как подать ее на стол. Дежурный переусердствовал и вскипятил портвейн; из бутылки шел пар, когда он поставил ее передо мной к рождественскому ужину!
Вскоре после этого я услышал об одном случае, который часто вспоминаю. Он произошел в рождественскую ночь в сержантской столовой одного подразделения. Произносились тосты. Несколько молодых сержантов полагали, что мы скоро будем в Триполи, и пили за этот день и окончание наших трудов. Многим, несшим службу в пустыне, Триполи представлялся концом пути; взяв его, мы выполним свою часть дела, и можно будет расслабиться. Один старый, испытанный в боях старшина, участник многих сражений, понаблюдал за их весельем, а потом встал, чтобы произнести речь. Старшина пользовался большим уважением, и, когда он поднялся, все притихли. Говорил он очень спокойно, описал, что было достигнуто и что еще предстояло сделать. Закончил он такими словами: