Мы провели спокойный, приятный день под теплым зимним солнцем на марокканской природе, за оживленным разговором. Я хорошо узнал премьер-министра и миссис Черчилль за время их краткого визита в Марракеш, послужившего началом близкой дружбы с ними обоими.
В тот вечер после ужина я вылетел из Марракеша в Англию. Эйзенхауэр не позволил мне совершить это путешествие в моей двухмоторной «дакоте», хотя там были установлены дополнительные топливные баки. Поэтому я летел на четырехмоторном американском «С-54». Свой самолет я загрузил апельсинами и приказал летчику лететь в Англию. Он вылетел на следующий вечер. Я прилетел в Лондон 2 января.
Фредди де Гинган и другие члены штаба, которых я забрал из 8-й армии, прилетели в Лондон на сутки раньше меня. Штаб 21-й группы армий располагался в школе Святого Павла в Западном Кенсингтоне, где я учился. Директорский кабинет стал моим. Хотя в школе я был старостой, капитаном первой команды регбистов, крикетистов и членом команды пловцов, в этот кабинет [228] тогда я не входил ни разу. Для этого мне потребовалось стать главнокомандующим. Многие жившие в этой части города люди писали мне письма с просьбой сменить адрес. Противник продолжал бомбежки, и мы понесли в штабе кое-какие потери. Жители считали, что причиной бомбежек является наше присутствие, но подтверждений этому выводу не было.
Наша столовая высшего командного состава располагалась в Латимер-Корт, многоквартирном доме напротив школы; в одной из квартир жил я. Я пригласил поселиться там адмирала Рамсея, морского главнокомандующего «Оверлорда», и взять с собой адмирала Кризи, его начальника штаба. Мы были веселой компанией и за ужином разговаривали на всевозможные темы. Дискуссии часто оканчивались заключением пари. Я предложил завести тетрадь, где будут записываться ставки, и обе стороны ставить подписи. Сейчас эта тетрадь у меня под рукой, она представляет немалый исторический интерес. Некоторые пари касаются политиков, других известных лиц и не подлежат опубликованию — во всяком случае, пока. Туда внесены и те пари, которые заключались во время нашего пребывания в 8-й армии. Сам я пари не предлагал, но готов был принять те, которые представлялись выигрышными; таким образом я приобрел немало денег, и благотворительные организации, к которым я проявлял интерес, от этого выгадали. Большая часть тех пари, которые я принимал, касались окончания войны. Я считал, что после того, как мы окончательно вывели Италию из войны, прочно обосновались в этой стране, с открытием второго фронта в Северо-Западной Европе мы сможем успешно завершить войну с Германией к концу 1944 года. Это мнение держалось у меня довольно долго. Но к осени 1943 года я насмотрелся на действия высшего руководства в ходе сицилийской и итальянской кампаний, и этот опыт не внушал мне уверенности. Считая, что союзники могли бы выиграть войну к концу 1944 года, я был почти уверен, что мы «напортачим» и не сделаем этого.
Мой начальник штаба де Гинган был первым оптимистом — безо всяких для того оснований. 4 марта 1943 года, когда мы еще сражались в Африке, он заключил со мной пари, что немецкая армия не будет вести согласованных действий к нижеуказанным срокам: [229]
1 января 1944 года — 5 фунтов 1 апреля 1944 года — 5 фунтов 1 апреля 1944 года — 5 против 15 1 февраля 1945 года — 15 против 5 20 марта 1945 года — 5 против 10.
Следующим был генерал Эйзенхауэр. Я уже упоминал о пари, заключенном 11 октября 1943 года в Италии, что «война с Германией закончится до Рождества 1944 года» на пять фунтов.
Ободренный уверенностью Эйзенхауэра, генерал Фрейберг предложил пари на десять фунтов 31 октября 1943 года в Италии, что «война окончится к 24 часам 31 октября 1944 года — Япония не в счет».
Все эти пари заключались в моей столовой в 8-й армии. Теперь сцена переместилась в Англию, в столовую 21-й группы армий. Когда я показал адмиралу Рамсею кое-какие из заключенных ранее пари, он сказал, что непременно поучаствует. 26 января 1944 года он заключил со мной пари на пять фунтов, что «война с Германией окончится к 1 января 1945 года».
Чтобы не отстать от своего главнокомандующего, адмирал Кризи заключил со мной пари в апреле 1944 года, за два месяца до высадки, что «организованное сопротивление немцев прекратится в 12 часам 1 декабря 1944 года».
Очередной жертвой стал генерал Крерар из Канадской армии. Поставить 1-ю канадскую армию во главе левого фланга британского фронта в Нормандии я смог только 23 июля, спустя шесть недель после высадки, накануне начала прорыва с этого плацдарма. Крерар опасался, что война окончится до того, как он сможет командовать канадской армией в сражении, и настойчиво добивался, чтобы я позволил ему принять командование. 24 июля он предложил мне пари, что «война с Германией окончится к 1 сентября 1944 года, то есть Германия к этой дате запросит перемирия».