В самом деле, разве мы обязаны отказываться от знакомств с королями и двором времен Гизов[11] из боязни узнать о множестве их мерзостей и злодейств? С Ришелье и Мазарини — из страха перед волнениями, вызванными их властолюбием, перед пороками и недостатками, так ярко обнаруживавшимися в интригах и заговорах тех лет? Неужто мы умолчим о Принце,[12] чтобы не подражать его мятежам и всему, чем те сопровождались? О г-не де Тюренне и его присных, чтобы не видеть самого вопиющего коварства, удостоенного самых безмерных наград?[13] Неужто, обладая хоть каплей разума и живя среди потомков тех, о коих я говорил, мы решимся коснеть в неведении относительно того, откуда взялись эти люди, как сделали карьеру, каковы были сами и какие доселе ощутимые бедствия оставили нам в наследство? Вправе ли мы не ведать о г-же де Монтеспан и ее злокозненных отпрысках, дабы не знать греховных обстоятельств их возвышения? Или не составить себе мнение о г-же де Ментенон и чудесах ее владычества, убоявшись гнусностей ее постыдной молодости, мерзостей и несчастий лет ее величия и бед, кои оно обрушило на Францию? Точно так же обстоит дело и с теми, кто выдвинулся при этом долгом царствовании, столь обильном событиями, целиком изменившими прежний облик королевства. Неужто в угоду щепетильности мы не дерзнем уяснить себе причины столь роковой перемены и устрашимся раскрыть интересы и побудительные мотивы великих министров, которые, выйдя из грязи, сочли, что на свете нет никого, кроме них, и все перевернули вверх дном? Неужто, наконец, мы останемся слепы даже к нынешним временам и не заметим ни личной распущенности регента,[14] ни злодеяний первого министра,[15] ни жестокостей и глупости его преемника, ни мошенничеств, промахов, безмерных притязаний и преступлений того, кого недавно не стало[16] и чьи завистливость и неспособность ввергли государство в столь отчаянное состояние и разрушительный разброд? Кто в силах подчиниться столь безумному, скажу больше, столь немыслимому требованию? В ком оно не вызовет возмущения? Способны ли те, кто не в меру щепетилен, убедить, будто Господу угодно то, что поистине должно быть противно Ему, коль скоро Он — истина и свет, то есть убедить, будто Он понуждает нас ослеплять себя ради лжи из боязни увидеть правду, будто Он лишь затем дал нам глаза, чтобы мы закрывали их на события и деятелей мира сего, а здравый смысл и разум — дабы мы отупили их и стали совершенно глупы, темны и начисто неприемлемы для общества даже самых терпимых людей?
Нет, будем чтить Творца более разумным способом и не назначим платой за спасение, добытое для нас Искупителем, ни недостойное отупение, ни недостижимое совершенство. Господь слишком добр, чтобы желать первого, слишком справедлив, чтобы домогаться второго. Избежим же безумных крайностей, из коих один выход — в пропасть, и вместе со св. Павлом, не позволяя своей мудрости переходить естественные пределы, будем думать о самих себе по мере веры, какую каждому Бог уделил.[17]
Воспользуемся же способностями, коими Господу угодно было взыскать нас, и не будем выдумывать, будто милосердие возбраняет видеть правду, какова бы та ни была, и судить о происходящих событиях, равно как обо всем, что их сопровождает. Мы обязаны в меру наших сил быть не менее милосердны к себе, чем к другим, а значит, должны учиться, дабы не остаться темными глупцами и постоянными жертвами обмана. Мы должны безбоязненно стараться познать людей, как хороших, так и дурных, дабы не заблуждаться на их счет и, мудро судя о них, соответственно определять свое поведение и отношение к ним, потому что в этом мире неизбежно приходится общаться с другими и все мы зависим друг от друга. Сделаем себе из наших познаний как бы зеркало, которое поможет нам выработать для себя и соблюдать правила нравственности, дабы спасаться и бежать от того, что вселяет отвращение, любить, чтить, защищать то, что заслуживает этого, способствуя ему и предаваясь благородному и святому соревнованию с ним. Итак, познаем по мере сил истинную цену людям, причем главная трудность здесь в том, чтобы не сбиться с дороги в чаще мира сего, насельники которого в большинстве своем скрываются под маской, и поймем, что знать — всегда хорошо, а получится из этого добро или зло, зависит от того, на что употреблено знание. Вот где нужна совестливость и где христианская мораль, безграничное милосердие — словом, Новый завет — должны постоянно озарять и направлять наши шаги, а отнюдь не препятствовать приобретению знаний, коих никогда не бывает достаточно.
11
Гизы — ветвь Лотарингского дома (с 1333), ярые противники гугенотов. Сен-Симон ссылается на деятельность Гизов в период правления французских королей Генриха III, Генриха IV и Людовика XIII. Так, в ответ на некоторые уступки протестантам, сделанные Генрихом III, Генрих I Гиз основал в 1576 г. «Священную лигу», объединившую феодальную и придворную знать для продолжения войны с протестантами. Претендуя на французский трон, он заключил союз с папой и испанским королем Филиппом II, а в 1588 г. даже предпринял осаду Лувра с целью захватить в плен короля. Был убит по приказу Генриха III. Карл Гиз, герцог Майенский (1554–1611) продолжил дело своего брата во главе Лиги, однако был разбит Генрихом IV. Генрих II Лотарингский (1614–1664) в союзе с графом Суассонским воевал против Ришелье и был приговорен к смертной казни. Неприязнь к Гизам Сен-Симон переносит и на современных ему потомков Лотарингского дома.
12
Принц — титул главы дома Конде. Здесь — Луи II, принц Бурбон-Конде, именуемый Великим Конде (1621–1686), один из вождей Фронды; в 50-х гг. воевал в Нидерландах на стороне Испании, затем примирился с Мазарини. Участвовал в завоевании Франш-Конте — провинции на востоке Франции по течению Соны и Ду, которая до 1678 г. входила в состав Священной Римской империи.
13
Сен-Симон критически оценивает исполненную превратностей и противоречий судьбу виконта Анри де Ла Тур д'Овернь (1611–1675), маршала Франции, долгое время колебавшегося между Фрондой и королевской властью. Тюренн начал службу простым солдатом в голландской армии, при Ришелье получил звание полковника. Мазарини обратил внимание на подающего большие надежды военачальника, назначив его губернатором Эльзаса, и даже намеревался женить на одной из своих племянниц, однако Тюренн обманул надежды двора: сблизившись с герцогиней де Лонгвиль (1619–1679), сестрой Великого Конде, он стал воевать на стороне Фронды. Объявленный преступником, он бежит в Гессен, затем в Голландию, переходит на службу к Испании, однако терпит поражение в сражении при Ретеле, примиряется с французским двором (3 мая 1651), сражается с Конде и, после ряда блистательных побед во главе французской армии, 7 апреля 1660 г. удостаивается звания генерал-фельдмаршала.
17
Послание к Римлянам святого апостола Павла, XII, 3: «По данной мне благодати, всякому из вас говорю: не думайте о себе более, нежели должно думать; но думайте скромно, по мере веры, какую каждому Бог уделил».