Вновь оказавшись на Надеждинском вокзале, я выяснил, что поезда в Екатеринбург ходят крайне редко и билеты на них не продаются. Места распределяли в местном Совете народных депутатов, где эмблема и печать на моих бумагах впечатления не произвели. Мне ничего не оставалось, как ждать ближайшего поезда и попытаться протиснуться в вагон без билета.
Меж тем, прибыл поезд из Москвы. В толпе сошедших с него пассажиров я увидел знакомое лицо: своего бывшего однокурсника по Технологическому институту. Мы тепло встретились, и после обычных в таких случаях восклицаний он похвастался, что приехал на Урал по личному распоряжению Свердлова инспектировать металлургические заводы. Я не стал говорить, что один завод мною уже проинспектирован, но пожаловался на трудности с получением билета на Екатеринбург. Мой знакомый немедленно потащил меня в местный Совет, где его мандат за личной подписью Свердлова произвёл магическое действие, и я получил место на ближайший поезд. На подступах к Екатеринбургу шли бои, и один из попутчиков, с которым мы разговорились в дороге, был уверен, что чехи со дня на день возьмут город. По прибытии выяснилось, что накануне в Екатеринбурге введено чрезвычайное положение, и без проверки документов покидать вагоны не разрешается. Мои бумаги вызвали подозрение у начальника военного патруля, и мне было велено оставаться в вагоне до прихода какого-то старшего чина. Сочтя, что это слишком рискованно, я дождался, когда патруль перейдёт в следующий вагон, сошёл с поезда и взял извозчика. Однако при выезде с вокзала нас остановил другой патруль.
Обнаружив, что в моих документах отсутствует разрешительная пометка первого патруля, красноармейцы под охраной препроводили меня в здание вокзала, сдав с рук на руки тому самому человеку, который велел мне оставаться в вагоне.
Дальше всё было предсказуемо. Со связанными руками под конвоем меня перевезли в центр города в здание гостиницы, превращённой большевиками в тюрьму. Здесь содержались бывшие офицеры и все, кто подозревался в сочувствии белочехам. Люди вели себя по-разному: кто-то нервно расхаживал по комнате, кто-то колотил в дверь, требуя немедленного освобождения, кто-то сидел, обхватив голову руками, безропотно покорившись судьбе.
Через несколько дней мы узнали от охранника, что царь Николай II, находившийся под арестом здесь же, в Екатеринбурге, но в другом здании, расстрелян вместе со своей семьёй. Что и говорить, это вызвало панику среди заключённых. Практически каждую ночь из нашего «номера» кого-то уводили – то поодиночке, то группами. Мы не знали – куда, но никто из этих людей не вернулся. Теперь стало ясно, что их просто расстреливали.
Вскоре меня вызвали на допрос. Шинель на мне была без погон, но со значком инженера на отвороте. Когда-то он вызывал уважение, но теперь чуть меня не сгубил. Постучав по нему на удивление холёным ногтем, следователь в кожанке сказал: «Вижу, что царский офицер. Погоны срезал – и думаешь, не раскусим? К чехам пробираешься?» Я объяснил, что был призван на службу царским правительством во время войны, имею младшее офицерское звание, демобилизован независимой украинской армией и теперь направляюсь в Омск по поручению промышленного кооператива в качестве радиоинженера. Всё это я подкрепил соответствующими документами, которые следователь брезгливо отбросил. «Бумага, – сказал он. – Только и проку, что горит хорошо». После этого он принялся задавать мне всевозможные каверзные вопросы, в том числе и про радио, о котором имел весьма смутное представление, ибо до войны работал дантистом. Очевидно, моя техническая подкованность возымела определённый эффект: после допроса меня вернули в камеру «на доследование».
Тюрьма, меж тем, полнилась слухами о продвижении Чешского легиона. Что-то рассказывали вновь прибывающие арестанты, что-то додумывали сами заключённые. За окнами то и дело вспыхивала беспорядочная пальба. Никто не сомневался, что перед отходом красные нас расстреляют, поэтому мы задумали побег. Договорились напасть и разоружить охранников, когда те принесут нам еду. Но минули сутки, а в камере так никто и не появился. Мы начали колотить в двери, затем выбили их, обнаружив, что охранников в тюрьме нет. Чехи вошли в город.