Тем временем принц Гастон подготовил все уже к новому восстанию, к которому примкнули губернаторы областей: Прованса, Пикардии и Бурбоне. Убедившись в безуспешности мирных переговоров с братом, Людовик XIII двинул против него к Орлеану войска.
Гастон вынужден был отступить в Бургундию, откуда бежал через Франш-Конте в Лотарингию. Король объявил сообщников своего брата виновными в государственной измене, но парижский парламент, в котором существовала тогда сильная партия, враждебная Ришельё, отказался занести эту резолюцию в протокол.
Непосредственным поводом к закончившейся так печально для Марии Медичи ссоре с кардиналом послужило опять разногласие по вопросу о приискании невесты принцу Гастону. Прожив всего лишь год с первой своей женою, принц овдовел. Мария Медичи хотела женить его на одной из своих итальянских родственниц.
Анна Австрийская, в свою очередь, интриговала в пользу австрийской или испанской принцессы. Король, завидовавший брату, у которого от брака, продолжавшегося всего только год, родилась уже дочь, объявил Ришельё, что незачем торопиться с поиском принцу Гастону невесты.
Несмотря на королевское запрещение, Гастон Орлеанский, радушно встреченный при дворе владетельного герцога Лотарингского, женился на его сестре, а затем уехал в Брюссель к королеве-матери, где вместе с нею заключил договор с Испанией.
Мадридский кабинет обрадовался случаю вмешаться во внутренние французские дела, возбудив серьезное восстание против Ришельё и Людовика XIII. Заговорщикам удалось привлечь на свою сторону лангедокского губернатора, герцога Монморанси, обиженного тем, что король, по совету Ришельё, отказывался произвести его в чин коннетабля.
Чтобы устранить мятежников, кардинал предал суду сторонника Марии Медичи маршала Марильяка, сидевшего в тюрьме с самого дня «обманутых».
Маршала обвинили в лихоимстве и отрубили ему голову. Эта суровая мера красноречиво свидетельствовала о решимости Ришельё не церемониться со своими противниками, но тем не менее не произвела на заговорщиков ожидаемого впечатления.
Принц Гастон, выступив из Лотарингии с отрядом, состоявшим преимущественно из испанцев, немцев, итальянцев и бельгийцев, благополучно пробрался в Лангедок, где соединился с герцогом Монморанси. Людовик XIII и Ришельё вступили тем временем с многочисленной армией в Лотарингию, взяли Нанси и в продолжение недели окончили там войну. Счастье благоприятствовало королевским войскам и в Лангедоке.
В битве близ Кастельнодари герцог Монморанси, отличавшийся геройским мужеством, был опасно ранен и взят в плен. Несмотря на единодушное заступничество всего двора и на блестящие заслуги самого Монморанси, он был приговорен к обезглавлению и приговор этот был исполнен над ним в Тулузе.
Главный зачинщик заговора, принц Гастон, видя, что дело принимает неблагоприятный оборот, изъявил покорность королю и кардиналу, выдал своих сообщников и вымолил себе помилование на самых унизительных условиях.
На обратном пути из Тулузы Ришельё заболел, вследствие чего ему пришлось пробыть довольно долго в Бордо. Пользуясь отсутствием кардинала в Париже, Мария Медичи поручила своим сторонникам похитить г-жу Комбале и привезти ее в Брюссель.
В случае, если бы похищение удалось, планировалось держать племянницу кардинала в плену до тех пор, пока Ришельё не согласится на возвращение королевы-матери во Францию. Попытка эта не увенчалась успехом и только еще более раздражила Людовика XIII. Король писал г-же Комбале, что если бы ее действительно увезли в Брюссель, то он сам, во главе пятидесятитысячной армии, отправился бы туда выручать ее из плена.
Беспрерывно интригуя в самой Франции против короля и его премьера, Мария Медичи и принц Гастон не стеснялись высказывать свое несочувствие внешней политике кардинала. Они открыто принимали сторону Испании и Австрии, с которыми в то время Франция вела неофициальную войну.
Королева-мать отмечала иллюминацией всякую победу имперских войск над шведами, с которыми Франция состояла в союзе. Вместе с тем она из-за границы деятельно руководила покушениями на жизнь кардинала. Зная об этих покушениях, Людовик XIII советовал Ришельё не особенно доверять безвредности фруктов и дичи, присылаемых хотя бы даже из королевского дворца.