– По всей вероятности, – отвечал Демаре, – в том, чтобы сделать Францию счастливее.
– Вы ошибаетесь, – возразил Ришельё, – в сочинении стихов.
Как в этом, так и в других ситуациях, кардинал не любил возражений. Однажды д’Этуаль самым скромным образом заметил кардиналу, что между его стихами, которые его преосвященство сам изволил ему читать, он нашел один тринадцатистопный стих.
– Что за беда, сударь! – отвечал Ришельё. – Мне так было угодно. И будь он одной стопой больше или меньше, это все равно – он у меня пойдет!
Но, несмотря на возражение великого министра, этот стих не прошел ему даром: стихи писать – не то что писать законы!
Хорошо ли, худо ли, но кардинал окончил, однако, свою трагедию «Мириам», которую он сочинил при помощи Демаре, и, желая поставить ее на новоселье в своем новом дворце, пригласил короля, королеву и весь двор на представление. Зала, в которой должна была быть представлена трагедия, стоила ему 300 000 экю.
В один и тот же вечер его преосвященство должен был одержать две победы: одну над королевой, то есть отомстить ей за все прошедшее, другую – над слушателями, то есть получить единодушные похвалы за свою трагедию. В пьесе было много сатиры и едких намеков, направленных против Анны Австрийской, осуждались и ее отношения к Испании, и ее любовь к Бэкингему. Поэтому следующие стихи не могли не обратить на себя внимания:
Мало того, когда Мириам была обвинена в преступлениях против государства, она сама обвинила себя в другом преступлении, и, видя, как все ее оставляют, говорит своей наперснице:
Все эти стихи сопровождались громкими рукоплесканиями. Кардинал, восхищенный успехом своей трагедии и мщением, был вне себя от радости – он то и дело высовывался из своей ложи, для того чтобы себе самому аплодировать или водворить тишину, дабы зрители не проронили ни одного слова из прекраснейших мест его пьесы. Что касается Анны Австрийской, то можно себе представить, как она себя чувствовала!
Пьеса была посвящена королю академиков Демаре, который взял на себя ответственность за ее содержание. Король принял посвящение; правда, в то же время он отказался принять посвящение ему «Полиевкта», чтобы не платить Корнелю то, что Моторон заплатил за посвящение ему «Цинны», то есть двухсот пистолей. Вследствие этого «Полиевкт» был посвящен королеве.
Сен-Map вместе с Фонтрайлем присутствовал на представлении. Они оба сидели в ложе короля, много между собой разговаривали и мало слушали. За такое невнимание кардинал возымел недоверчивость к одному и поклялся отомстить другому.
Спустя некоторое время, Фонтрайль, Рювиньи и несколько других дворян находились в приемной кардинала, в Рюэле, ожидая какого-то иностранного посланника. Ришельё вышел из своей комнаты, чтобы встретить важного гостя, и, увидя Фонтрайля, который не только был некрасив, но еще имел сзади и спереди горбы, сказал ему:
– Посторонитесь, не стойте на виду, г-н Фонтрайль! Посланник не за тем ведь приехал во Францию, чтобы смотреть на уродов!
Фонтрайль заскрежетал зубами и удалился, не ответив.
«Ах, злодей! – говорил он про себя. – Ты мне вонзил нож в сердце, но, будь спокоен, при малейшем удобном случае я отомщу тебе!»
С этой минуты единственным желанием Фонтрайля было отомстить кардиналу, и дерзкое, безрассудное слово Ришельё отозвалось ему ровно через год в ужасном заговоре, какого до сих пор не бывало.
Фонтрайль был в числе лучших друзей Сен-Мара. Он дал ему понять, что для него стыдно служить шпионом кардиналу и обманывать короля, который осыпал его ласками и благодеяниями. Сен-Map не любил короля и принимал его дружбу, пожалуй, с некоторым отвращением, но он был честолюбив и видел, что против кардинала составляется заговор. Поэтому Сен-Map не удержался и принял в нем участие.
Фавориту надоело быть подчиненным, и он попросил себе место обер-шталмейстера, которое король ему дал, несмотря на сопротивление Ришельё. Но прежде чем Сен-Мар получил новое назначение, кардинал узнал об этом от первого камердинера его величества Ла Шене, который был шпионом его преосвященства.
Министр, желая в самом начале помешать успеху Сен-Мара, поспешил приехать в Лувр, чтобы принести на него жалобу. Луи XIII советовал Сен-Мару никому не говорить о будущем своем назначении, о котором знали только он и Ла Шене. Сен-Мар клялся, что никому ничего не говорил, обвинял Ла Шене и просил выгнать его из дворца. В то время король ни в чем не отказывал своему фавориту – Ла Шене с бесчестием был выгнан и отправился жаловаться кардиналу, который с ужасом увидел, до чего дошла власть нового любимца.