Однажды моя секретарша по ошибке положила мне на стол папку с грифом «Секретное имперское дело». Как известно, такие дела можно было передавать только из рук в руки, строго соблюдая правила безопасности. Поскольку через меня ежедневно проходило множество тайных дел имперского значения, я открыл папку и увидел, что в ней находится секретное сообщение управления гестапо в Позене [22] на имя шефа гестапо Мюллера. К моему удивлению, в сообщении говорилось о наблюдении, установленном за родственниками моей жены, проживающими в Польше. Речь шла не только о ближайших родственниках; привлечена была даже сестра моей тещи, которая жила с евреем, владельцем мельницы, на территории Польши, оккупированной русскими. Мое подозрение, что Гейдрих пытается таким образом завладеть средствами для оказания на меня давления, усилилось, после того, как моего тестя неожиданно перевели в Калиш, в генерал-губернаторство [23] и установили за ним такое же наблюдение.
АДМИРАЛ КАНАРИС
Мой первый визит — Соперничество Гейдриха и Канариса — Программа десяти пунктов — Канарис уступает.
После моего назначения начальником отдела IVE я должен был нанести первый, представительский, визит к шефу военной разведки адмиралу Вальтеру Вильгельму Канарису. Ему было тогда около пятидесяти лет, но, благодаря своим седым волосам и несколько сутулой осанке, он выглядел значительно старше. Незабываемое впечатление производила его красивая голова и добрые глаза под кустистыми бровями.
Канарис предложил мне место на вытертом диване и сам уселся рядом на старом деревянном стуле. В углу его рабочего кабинета стояла ржавая походная кровать, за что Канарис с улыбкой извинился передо мной. В сравнении с прихотливо обставленными кабинетами политических руководителей это помещение своей простотой производило впечатление прямо-таки спартанского жилища.
Когда Канарис принимал визитеров, он редко привлекал к этому своих сотрудников. Он любил посадить своего гостя на старый диван — как это случилось и со мной — под яркий свет, а сам присаживался на стуле так, чтобы оставаться в тени. Когда при последующих визитах я хотел выбрать более удобное место, он очень вежливо, но настойчиво снова усаживал меня на диван. Однако чаще всего Канарис приглашал меня для бесед к себе домой. «В служебной обстановке, — говорил он, — говорят всякую чепуху». Во время моего первого визита он заметил: «Нам следовало бы почаще встречаться неофициальным образом, я надеюсь установить с вами столь же хороший контакт, что и с вашим предшественником Вестом».
Однако я очень скоро заметил, что в отношении меня адмирал избрал такую личностную форму общения для того, чтобы использовать меня в качестве «почтальона любви», не желая окончательного разрыва тонкой нити, соединяющей его с Гейдрихом.
К тому времени соотношение сил между Канарисом и Гейдрихом было еще равным. Гейдрих запасся политическими материалами против Канариса, а Канарис хранил в своем сейфе тайное оружие для контратаки: документы о дисциплинарных проступках Гейдриха в бытность его морским офицером, а также его личные документы, содержавшие опасные свидетельства о «неполадках» в родословной Гейдриха — одна из бабок высокопоставленного руководителя СС была еврейкой, стало быть свидетельства Гейдриха о его арийском происхождении были подложными. Мне понадобились годы, чтобы разобраться в хитросплетениях этих связей, но до конца завеса, скрывавшая отношения между Гейдрихом и Канарисом, не поднялась и для меня.
То, что Гейдрих намеревался использовать меня как фигуру в своей «шахматной партии» против Канариса, он, в отличие от Канариса, никогда не пытался скрыть. Отправляя меня к Канарису, он предупредил на дорогу, чтобы я не попался на удочку к этому «хитрецу».
Через несколько месяцев после оккупации Бельгии напряженность между Гейдрихом и адмиралом снова обострилась в результате одной ошибки военной разведки. Военная разведка обнаружила сеть английской разведки, поддерживавшей связи с французскими и русскими агентами. Одновременно на эту группу натолкнулись и наши сотрудники. Мы договорились, что два моих специалиста внедрятся глубже во французскую разведывательную сеть. Несмотря на это, офицер военной разведки, лейтенант запаса, приказал внезапно арестовать в различных местах ряд подозрительных лиц, в том числе и семерых из наших лучших агентов. Как и следовало ожидать, вся вражеская шпионская сеть была сразу же реорганизована, и добыча, которая уже была в наших руках, как мы предполагали, ускользнула.
В ответ на это Гейдрих энергично потребовал четкого разграничения компетенции между нашей разведкой и разведкой вермахта. Мне было поручено разработать так называемую «программу десяти пунктов» по сотрудничеству всех разведывательных служб, о сферах их «влияния» и предусматривающую кардинальную реорганизацию. До того времени разведчики руководствовались «десятью заповедями» образца 1937 года. Согласно новому проекту, Канарис должен был лишиться значительной части своих полномочий, и только через год по этому вопросу была достигнута договоренность.
Подлинного текста новой программы десяти пунктов у меня сейчас нет; но я могу изложить в сжатой форме ее общее содержание на основе частных записок, сделанных в то время.