Игра началась. Через четыре дня Вильгельм сообщил нам, что Мария получила письмо. В нем содержался приказ на следующее утро определенным поездом поехать в Лейпциг. Днем она должна будет пообедать в кафе, которое ей укажут, а во второй половине дня осмотреть памятник «Битвы народов». У третьего выступа стены по правую сторону от входа к памятнику находится небольшое углубление, в котором она найдет сверток. Этот сверток, содержащий дальнейшие указания, она может забрать только с наступлением темноты; к этому времени вокруг памятника обычно никого не бывает. После этого она должна пешком вернуться в город и той же ночью уехать обратно в Берлин. Такой порядок действий был предписан явно для того, чтобы иметь возможность тщательно проконтролировать ее.
Днем раньше двое наших сотрудников поехали в Лейпциг, чтобы еще ночью исследовать выступ стены. Они действительно нашли углубление и сверток, завернутый в старую газету. Видеть их в это время никто не мог. Сотрудники имели указание оставить находку на месте и наблюдать за Марией. В соответствии с полученным приказом Мария выполнила задание и ночью вместе со свертком скрылась в своей берлинской квартире.
На следующий вечер Вильгельм позвонил нам. Он сообщил, что в свертке находились четыреста тысяч марок, завернутых в полотно. По мнению Марии, сверток пролежал в выемке стены по меньшей мере целый год. Никаких указаний в свертке не было. Утром, как сообщил Вильгельм, снова пришло письмо с указаниями, как использовать деньги для приобретения гостиницы. К письму был приложен ссудный договор частного кредитного бюро.
В этом документе, как мы позднее выяснили, не было ничего подозрительного. Чтобы избежать осложнений, Советы отказались от оформления ипотеки; договор о покупке, необходимые формальности должны были быть улажены самое большее в течение двух недель.
Мы поставили об этом в известность маклера, продавца гостиницы и нотариуса. О ходе операции я сообщил наверх и получил разрешение подождать и продолжать наблюдение до следующей встречи Марии с ее резидентом. Мы хотели во что бы то ни стало выявить и других участников этого дела. Вильгельм сообщил нам, что Мария сама не знает точно, что за человек ее связник, она знает только, что он русский, едва объясняющийся по-немецки.
Вскоре после этого Марии было приказано прибыть на вокзал Тиргартен, на ту платформу, от которой отходили скорые поездка на Запад. Я приказал установить строжайшее наблюдение. Мария появилась в указанном месте точно в назначенное время, почти целый час расхаживала по платформе, но никто к ней так и не подошел. Вильгельм сообщил, что она вернулась домой взволнованная, долго беседовала с его братом и наконец предложила, не послать ли его, Вильгельма, вопреки категорическому приказу не делать этого, еще раз в русское торговое представительство.
И тут произошло событие, внезапно перечеркнувшее мой план дальнейших действий. Гиммлер в беседе с Гитлером рассказал ему об этом деле. Тот так возмутился подрывной деятельностью русского посла Деканозова, что приказал срочно закончить это дело в открытую. «Советы должны знать, что нам известна их усиливавшаяся разведывательная деятельность. Кроме того, этот арест совпадает с моими общими планами». Это было в конце ноября 1940 года.
Моя попытка выиграть время, выдвинув контраргументы, не удалась. Даже Гейдрих, поддерживавший меня, не смог ничего добиться. Решение Гитлера осталось в силе.
На следующий день Эгон и Мария Фитингоф были арестованы на улице. Вильгельм должен был еще некоторое время оставаться в квартире и на запросы русских давать успокаивающий ответ, что Мария из-за острого воспаления аппендицита вынуждена была лечь в больницу имени Роберта Коха. Для охраны Вильгельма у него вквартире дежурили трое наших сотрудников. Тем временем Р-17 взяла на себя роль больной аппендицитом. И тут дело приняло оборот, на который мы меньше всего могли рассчитывать: разумеется, мы не могли оперировать Р-17; значит, мы должны были проинформировать соответствующим образом двух врачей, бывших нашими доверенными лицами. Один из них, старший врач, был, как оказалось, агентом русской разведки и сразу же сообщил русским обо всем. Мы узнали об этом, к сожалению, только впоследствии, когда этот старший врач был арестован по обвинению в государственной измене при раскрытии советской шпионской организации «Красная капелла».
Через некоторое время, в течение которого русские прекратили связь с Вильгельмом, я послал его еще раз врусское торговое объединение, чтобы «доложить» там о состоянии дел. Его приняли там очень вежливо и сообщили, что возобновят связь сразу же после выхода Марии из больницы.
Эгон Альтманн во время допроса совершенно сломался. Мария, напротив, оставалась упорной и враждебно настроенной до последней минуты и отказалась сообщить какие-либо сведения о ее сотрудничестве с советской разведкой, продолжавшемся уже восемь лет. Народный суд приговорил ее вместе с мужем к смертной казни. Однако мне удалось незадолго до казни добиться помилования Эгона. Обещание, данное мной младшему Фитингофу, я выполнил. Мы еще довольно долго охраняли его. Только однажды русские попытались расправиться с ним при помощи уличного скандала, намеренно инсценированного, однако безуспешно. После этого я велел ему поездить по Германии и оккупированным областям, чтобы запутать следы.