Особенно Гиммлера интересовало, почему наши разведдонесения о Советском Союзе настолько неточны. Он снова напомнил мне слова фюрера:"Мы должны покончить с русскими прежде, чем в дело вступят другие." Я сказал ему, что причина неадекватности информации - в недостаточной материальной и кадровой поддержки. Если офицеры по кадрам утверждали, будто передали мне сотни людей, это было недостаточно. Сама по себе численность значила не слишком много, перед нами стояла задача подготовки огромного количества иностранцев, лингвистов и других специалистов, к тому же мы испытывали серьезный недостаток технического оснащения. Что же другое могло из этого выйти? Достаточной подготовки к войне не велось, да и нельзя было мгновенно ликвидировать отставание, складывавшееся годами. Наша информационная сеть с центрами в Швеции, Финляндии, на Балканах и в Турции действовала на полную мощность, однако достаточно четкой картины, пригодной для долгосрочного планирования, нам не давали.
Меня просили обратить особое внимание на разведку непосредственно во фронтовой полосе, при этом, однако, не отдавалось отчета, с какими трудностями сталкивалась такая деятельность. Наши сотрудники, ни в количественном отношении ни с точки зрения их подготовки не отвечали предьявлявшимся требованиям, к тому же постепенному и неклонному развертыванию нашей работы мешали торопливые и противоречивые команды сверху. С другой стороны, нам приходилось считаться с тщательнйо и неусыпной контрразведывательной деятельностью русской тайной полиции.
Разведывательную работу против России курировали три сектора. В задачу первого сектора входил сбор и, координация информации, поставляемой нашими постоянными агентами в разных странах. Мы стремились собрать как можно больше информации, и секретной и открытой. Источниками открытой информации были газеты, официальная статистика, книги и другие публикации. Такого рода сведения, как правило, были необходимы в целях долгосрочного анализа, и от работавших с ними требовался высокий уровень интеллекта. Они должны были принадлежать к разным национальностям, поэтому приходилось их использовать, невзирая на их расовую, религиозную и т.п. принадлежность. Для осуществления этой работы во всех столицах Европы были организованы информационные центры наподобие Берлинского.
Через один из таких центров, о существовании которого было известно только третьим сотрудникам в Берлине, мы имели прямую связь с двумя офицерами генерального штаба маршала Рокоссовского. Любопытно, что оба выражали сомнение в лояльности последнего к Сталину. Предполагалось, что сам Рокоссовский, бывший офицер царской армии, провел несколько лет в Сибири.
Позднее, когда мне подчинили военный сектор адмирала Канариса, появился и еще один важный центр. Во главе его стоял немецкий еврей, который работал уникальным образом. Штат центра состоял из двух человек, все здесь было механизировано. Информациооная сеть охватывала разные страны и проникала во все слои общества. Он своевременно получал точные донесения из высшего командования русской армии, особое значение которым придавал аналитический отдел нашего армейского главнокомандования. Этот человек действительно работал мастерски. Он мог добывать и развернутые стратегические планы, и детали о передвижении войск вплоть до дивизионного уровня; его донесения обычно на 2-3 недели опережали события, так что наше руководство было в состоянии предпринять контрмеры, или я должен уточнить - могло предпринять, если бы Гитлер обращал на такую информацию побольше внимания. Я должен был биться как лев, чтобы защитить такого ценного специалиста от Мюллера и спасти его от интриганов из моего отдела и Люфтваффе. за Кальтенбруннером и Мюллером стояли люди, решившие избавиться от "еврея". В качестве предлога использовалось не только его еврейское происхождение, но и самые вероломные утверждения, будто он участвует в широкомасштабной акции по дезинформации, осуществляемой русской разведкой. Предполагалось, что длительное время нас нарочно снабжали достоверными сведениями, чтобы сбить с толку в решающий момент подсунув ложную информацию.
Второй сектор отвечал за операцию "Цеппелин". Ее главной целью была заброска в советский тыл крупных формирований из русских пленных. Они получили статус германских военнослужащих, униформу вермахта, их отлично кормили, предоставляли чистое жилье, демонстрировали пропагандистские фильмы и давали возможность путешествовать по Германии. Тем временем, ответственные за их подготовку с помощью информаторов могли выяснить их действительное настроение: хотели ли они всего лишь попользоваться предоставленными преимуществами, стали ли они противниками сталинистской системы; или же разрываемые внутренним конфликтом, колебались между двумя идеологиями - нацизмом и сталинизмом.
Получив необходимую подготовку и снаряжение, они должны были последовать на Восточный фронт и использоваться для сбора информации и проникновения в русские, партизанские отряды главной задачей операции "Цеппелин" была борьба с партизанами. Учитывая, что предстояло действовать на огромных территориях, и неизбежны большие потери, готовились также специальные группы для особых разведывательных миссий, в том числе для установления контактов с германскими эмигрантами в России.
Для осуществления этого плана было создано три подразделения, "Юг", "Центральное", "Север". Эти подразделения, которые должны были заниматься саботажем, подрывной деятельностью и сбором информации, предстояло перебрасывать через линию фронта на всем его протяжении специальной эскадрильей Люфтваффе. Главными средствами связи должны были служить системы курьеров и тайная радиосвязь.
Большинство агентов забрасывалось в районы, где они могли воспользоваться помощью друзей. Некоторых из них снабдили велосипедами, элементами питания и радиопередатчиками с педальным механизмом: постоянно крутя педали, можно было обьяснить скрытую и беспрепятственную радиопередачу. Одному из агентов удалось даже с русским воинским эшелоном добраться до Владивостока. Он добыл и сообщил нам подробные сведения о перемещениях войск.
Огромные размеры русской территории давали возможность нашим агентам беспрепятственно перемещаться, иногда в течение нескольких месяцев, но в конце концов, большинство из них было схвачено НКВД.
Чтобы выследить наших агентов НКВД могло задействовать целую дивизию или партизанский отряд.
Операция"Цеппелин" успешно развивалась, но все мои сетования по поводу встречавшихся трудностей наталкивались на стереотипный ответ:"Все это очень хорошо, но ваше задание остается неизменным - снабжать информацией фюрера." На явный недостаток подготовки, квалифицированных кадров и специального снаряжения не обращалось никакого внимания.
Гитлер хотел иметь точные сведения об организации русских партизанских отрядов, их структуре и командовании, детально знать их задачи. я сделал эту проблему приоритетной и намеревался дать специальные задания в ходе намечавшейся командировки в Швецию и Норвегию.
Я выдвинул несколько соображений о партизанской войне, которые первоначально изложил Гейдриху, а затем и Гиммлеру: всякая партизанская война, всякое активно действующее и набирающее силу движение сопротивления условием своего развития имеет наличие идеи или идеала, которые обьединяют его участников. Эта идея должна быть достаточно сильна, чтобы возбуждать их энергию и решимость. Разумеется, в продолжающейся партизанской войне необходим и высокий уровень командования, но именно боевой дух каждого участника является решающей силой. Я обсуждал эту проблему в долгих ночных спорах с русскими офицерами и русскими сотрудниками института Ванзее. Для меня стало ясно, что Сталин и другие русские лидеры способствовали развитию такой формы партизанской войны, в ходе которой партизанские отряды действовали с характерной для обеих сторон жестокостью.
Русские использовали жестокость немецких войск как обоснование для своих действий. так называемый "Комиссар-бефель"(приказ расстреливать всех комиссаров) пропагандистские рассуждения о том, что русские - недочеловеки, массовые растрелы, проводимые "ейнзатцгруппами", специальными силами безопасности, взаимодействовавшими с армией позади зоны боевых действий - все это психологически способствовало подьему духа несгибаемого сопротивления среди партизан. Мои русские собеседники полагали, что, на самом деле, Сталину выгодны эти действия, и, по -моему мнению, наши заявления о законности таких акций подтверждали эту идею. Как считал один из них, важнейшей целью партизанской войны было вызвать жестокие действия, и все, что обеспечивало бы поддержку ее населением, было лправдано. Совершенные жестокости должны были приписываться германским завоевателям - это заставляло бы колеблющихся перейти к активному сопротивлению. Если бы, исходя из интересов русских, надлежало показать ненадежных, это следовало осуществить так, чтобы создать впечатление, что показывают немцы. В таком случае оставшаяся часть населения проявила бы большую готовность поддержать партизанские действия.