В другом докладе приводились специальные директивы НКВД о формах содействия партизанским отрядам. НКВД должен был засылать в германскую армию и правительственные учреждения наиболее надежных агентов, которые действовали бы в качестве советников и информаторов. Их задачи, кроме поддержания тесного контакта с партизанами - сообщения достоверных или ложных сведений, состояла в том, чтобы убедить германские оккупационные власти в необходимости жестких мер против отдельных групп населения, в частности, евреев и кулаков. Разумеется, казни, ликвидация и депортации должны были истолковываться как сознательные проявления жестокости немцев против русского народа. Это была поистинне дьявольская программа, которой по-видимому, следовали русские руководители, и по своим последствиям она была не менее ужасной, чем меры, предпринимаемые немцами.
Гиммлер и Гейдрих не верили в то, что русское руководство имело время и достаточные способности для разработки столь сложных идей.
Я обьяснил им, что мои взгляды основываются на информации, полученной из донесений и профессиональных оценок моих советников. Более того, добавлял я, русские лидеры лучше, чем мы, знают свой народ и не обманывают себя пропагандистскими рассуждениями о русском "недочеловеке". За это я получил серьезную взбучку и некоторое время должен был держать язык за зубами.
Позднее я снова вернулся к этому вопросу, но на сей раз вел себя очень осторожно. Я сделал вывод, что следовало бы предложить работающим на нас русским пленным привлекательный идеал, ради которого стоило бы рисковать жизнью. Национал-социализм для этого не годился; его идеалы были чуждыми для них. Скорее всего, их могла увлечь надежда на будущую автономию. Но такая идея никого из моих начальников не заинтересовала. Они продолжали старую линию: одеть русских в германскую форму и предоставить им более подходящие условия. Они награждали русских медалями, рассказывали им о высоком жизненном уровне в Германии и эффективной организации германского государства. В некоторых случаях это давало результаты, но для большинства требовалось нечто больше подходившее русскому характеру, способное удовлетворить вечное стремление к независимости. Позднее я мог говорить об этом с Гиммлером более откровенно. К концу 1942 г. он стал более восприимчив к моим идеям, но я едва ли мог надеяться на его окончательное "да" из-за укоренившихся в Гиммлере предрассудков относительно Востока. На него слишком сильное влияние оказали идеи, которые Гитлер вбивал в него последние 20 лет. Обсуждать этот вопрос с Гейдрихом я прекратил довольно рано. Он весьма откровенно продемонстрировал мне свои м ысли, когда заявил "смотрите не получите однажды медаль от Сталина". Это было ясное предупреждение о том, что в пропагандистской работе с русскими пленными он желал пользоваться национал-социалистическими концепциями в чистом виде.
У меня состоялось несколько интересных бесед с двумя русскими военными. Один из них был офицером генерального штаба, другой - ефрейтором. Оба были москвичами, один-профессиональным военным, другой - инженером-гидравликом. Их взяли в плен в августе 1941 года в Брянске, и они прошли несколько этапов нашей подготовки. Оба, как оказалось, обладали широким кругозором, были людьми интеллигентными и надежными. Их зачислили в группу советников по осуществлению операции "Цеппелин" в Берлине и предоставили жилье как обычным гражданским лицам. Я навестил их в сопровождении руководителя сектора (section), балтийского немца с хорошим образованием, который был превосходным переводчиком и уже много раз беседовал с ними. С его помощью у нас состоялся живой интересный разговор, облегченный принесенным нами спиртным.
Русские сильно отличались друг от друга. Офицер был опытным спорщиком и убежденным сталинистом. На второго режим повлиял весьма умеренно и он смотрел на его недостатки со здоровым реализмом. Оба были твердо убеждены в победе России в войне. Это убеждение не было результатом пропаганды. Его источник был значительно глубже. В своем мнении они исходили из различных посылок. Офицер исходил из величайших качеств Сталина как лидера и мощи русской армии. Другой наш собеседник, мысливший более примитивными категориями, просто сказал:"Вам, немцам никогда не удастся покорить русский народ и огромные пространства России. Даже если вам удастся предоставить народам независимость, это будет лишь временным шагом на пути к неизбежному распространению коммунизма". Он также сказал, что в России поднялась волна патриотизма, такие пьесы, как "Кутузов", "Жизнь за царя" и "Князь Игорь" с успехом были возобновлены в Москве. В каждой из них завоеватель после первых больших успехов терпел поражение благодаря удивительной храбрости русского народа и огромным пространствам страны.
Офицер рассказывал о разговорах руководителей Красной армии, свидетелем которых он был. Из них следовало, что Сталин был готов пожертвовать 20-30 миллионами людей, чтобы поглубже заманить противника. Это со временем ослабило бы немецкий удар, и главные сражения произошли бы там, где их решили бы дать русские, в условиях суровой зимы. Одни лишь растянутые коммуникации сьели бы значительную часть германских ресурсов и были бы весьма уязвимы для нападений партизан. При отступлении русские не оставили бы врвгу ни одной машины, ни одного завода, ни одной бочки бензина. В конце концов, под давлением сил природы, под грузом собственных успехов и контрмер русских, немцы были бы разгромлены в результате нового хорошо организованного контрнаступления.
После этого разговора я глубоко задумался. На меня сильное впечатление произвела прямота, с которой оба моих собеседника отстаивали свои взгляды, казавшиеся (я должен был это признать)вполне разумными.
Я доложил о своем разговоре Гейдриху, добавив, что, разумеется, трудно было понять их логику. Наши военные успехи были настолько велики, что я не представлял себе, как русское государство и его народы смогут осуществить необходимую раорганизацию. Конечно, имелись определенные сомнения, располагал ли Сталин военно-экономическим потенциалом, достаточным для реализации указанного плана. Впрочем не следовало забывать о том, что люфтваффе еще не наносило ударов по промышленным районам на западе и востоке Урала.
Гейдрих обсудил проблему с Гиммлером и попросил меня подготовить доклад для Гитлера в письменном виде. Три недели спустя Гейдрих вернул мой доклад со словами, что фюрер посчитал его абсолютной чушью. Я осторожно ответил:"Я не вполне с этим согласен", но добавил, что в настоящий момент мы не станем рисковать.
Если бы мы располагали достаточным количеством самолетов, то могли бы нанести существенный урон промышленным предприятиям русских. Мы завершили предварительную подготовку к таким действиям и провели испытания снаряда "Фау-1", который доставлялся в район цели бомбардировщиком с большим радиусом действия и направлялся на цель "пилотом-самоубийцей". Многие пилоты уже ожидали таких заданий. Они должны были атаковать индустриальные комплексы в районах Куйбышева, Челябинска, Магнитогорска и Донбасса.
Эти нервные центры советской экономики были выбраны с помощью опытных специалистов, внимательно проанализировавших значение контрудара завода исходя из производимой продукции и места расположения. Обьектами атак главным образом, должны были стать крупнейшие электросьанции, подстанции и домны. Однако люфтваффе не обладало достаточной мощью, для реализации столь хорошо продуманного плана. Мы могли организовать лишь отдельные налеты на высоковольтные подстанции и наиболее важные линии электропередач (electric pylons) и т.п. Разумеется, это были всего-навсего булаовчные уколы, и их роль сводилась к тому, чтобы сковывать некоторую часть сил безопасности НКВД. Однако все эти акции никоим образом не влияли на мощь русских армий. В соответствии с другими планами предполагалось забросить в русский тыл, поблизости от не некоторых крупных и наиболее улаленных трудовых лагерей, специально подготовленные русские батальоны, под командой эсэсовцев из балтийских немцев. Им предстояло уничтожить охрану и освободить заключенных, которых в некоторых случаях насчитывалось 20 и более тысяч, а также помочь им добраться до заселенных районов. Таким образом русские, лишились бы определенной части рабочей силы, вдобавок такие действия имели бы существенный пропагандистский эффект. Подготовка к одной из таких акций зашла достаточно далеко: был установлен контакт с заключенными одного из лагерей. Однако Люфтваффе вновь подвело нас. Конечно, авиация хотела нам помочь, но этому препятствовало отсутствие необходимых материалов и задержка в реализации авиастроительной программы. Позднее мы использовали людей, которые были специально подготовлены для действий в тылу противника, где они могли организовать возвращение солдат, получивших серьезные ранения и даже небольших подразделений, попавших в окружение.