Де Лион и Ле Телье.
Де Лион и ле Телье были двумя весьма различными людьми; один был воплощенной тайной, другой довольно прям, хотя и занимал такое место, где даже рожденный с искренностью вскоре ее теряет. Потому они и повели себя совершенно различно при исполнении возложенного на них поручения. Один [46] воспользовался большими обходными маневрами, чтобы достичь успеха, другой пошел прямо к цели, не заботясь о разведении стольких церемоний. Он отправил одного из своих Служителей сказать Коадъютору, что хотел бы с ним поговорить; таким образом, если тому будет угодно назначить ему свидание, он на него непременно явится. Коадъютору даже очень было угодно; он направился к Картезианцам, и когда дал знать об этом Месье де Лиону, они там же и встретились у некого Отца по имени Дом Жюлио. Они оба пришли туда инкогнито, и хотя Месье де Лион был предрасположен дурно судить о достоинствах Дам, потому что у него самого была одна, кем он не имел никаких причин быть довольным, он начал превозносить добродетель Мадемуазель де Шеврез до небес, дабы еще увеличить ту досаду, какую этот Прелат должен был ощущать от того, что Месье Принц воспользовался именно этим предлогом, чтобы порвать с ней. В общем, когда он так подготовил его сознание слушать себя более охотно, он сказал ему, — если тот пожелает примириться с Кардиналом и наставить Парламент не противиться больше его возвращению, ему дадут все заверения, что он сможет разумно надеяться переодеться в Пурпур в первый же раз, как только Папа назначит новых Кардиналов.
Ради шапки Кардинала.
Сделать ему такое предложение означало ухватить его за самое слабое место. Он всеми силами хотел им стать, и так как не мог больше рассчитывать сделаться первым Министром, теперь, когда он не имел больше Принца де Конде в качестве опоры, он пообещал сделать по этому поводу все, что пожелает Королева. Он хотел, однако, прежде чем ввязаться во что бы то ни было, чтобы Ее Величество сама утвердила то предложение, какое она ему делала в настоящее время. Эта конференция длилась добрых три часа, потому что они не могли часто встречаться без опасности быть узнанными и хотели договориться обо всем за одно-единственное заседание. Королева своими собственными устами подтвердила [47] все, что сказал Коадъютору де Лион от ее имени, и когда они вместе согласились держать это дело в секрете, Коадъютор, успокоенный с этой стороны, порвал с Месье Принцем в самой резкой манере, какая только была для него возможна. Он громко жаловался, что тот был Принцем без честного слова, и когда бы ему удалось совершить даже еще более прекрасные поступки, чем те, что он уже совершил, этот изъян их полностью замарает.
Старшая дочь Герцога д'Орлеана.
Месье Принц был слишком прозорлив и не мог не понять, что для того, чтобы порвать с ним с таким шумом, Коадъютору потребовалось заручиться могущественным покровительством. Он тотчас заключил, что, должно быть, это было покровительство Королевы, и так как ему было невозможно удержаться против них обоих, если он подобным образом не обопрется со своей стороны на какую-нибудь персону, которая смогла бы уравновесить их влияние, он принялся ухаживать за старшей дочерью Герцога д'Орлеана, Принцессой, кому больше подошел бы камзол, чем юбка. Она имела довольно величественные склонности, хотя в глубине души испытывала большое нетерпение выйти замуж — она была уже в возрасте, вот-вот ей должно было исполниться двадцать четыре года; но, несмотря на то, что она была тогда весьма красивой Принцессой и самой богатой в Европе, Министру не хотелось отдать ее множеству иностранных Принцев, очень желавших бы получить ее в жены.
Двору не нравилось, чтобы она принесла им четырнадцать или пятнадцать миллионов, какие у нее имелись, и эта сумма казалась ему достаточно значительной, дабы желать сохранить ее для себя. Месье Принц, знавший и о ее нетерпении, и о препятствии ее стремлениям, ловко воспользовался этим обстоятельством и вовлек ее в круг своих интересов. Он знал, что она обладала большей властью над душой своего отца, и если бы взялась отвоевать его в пользу Принца, то была бы более способна, чем кто бы то ни было, в этом преуспеть. Итак, ради [48] того, чтобы она более охотно согласилась ему услужить, он предложил ей в мужья Герцога д'Ангиена, своего единственного сына.
Такая партия вряд ли была способна ее соблазнить. Ребенок семи или восьми лет, каким он тогда был, не особенно подходил красавице Принцессе с разгоревшимся аппетитом; но так как она предвидела, что то же самое затруднение, помешавшее ей до сих пор выйти замуж, будет существовать всегда, и таким образом она останется вечно в девицах, она гораздо больше предпочитала надеяться получить однажды этого юного Герцога в мужья, чем не иметь вовсе никакого. Она знала, что он со временем подрастет, и рассчитывала, что, хотя тогда она должна быть в возрасте, не соответствующем его годам, ее огромные богатства заменят ей все достоинства, когда бы даже протекшие лета стерли с ее лица расцвет красоты, пылавший на нем в настоящее время. На самом деле Принцесса настолько вбила себе в голову это замужество, что сделалась просительницей ради Принца подле своего отца.
Интриги Коадъютора.
Принц де Конде, заручившись этой поддержкой, вступил в серьезные схватки с Коадъютором, кто с гордостью ощущал за собой покровительство Королевы. Она его предоставила ему даже столь открыто, что Месье Принц пришел от этого в совершенное негодование — потому он на это весьма громко жаловался; и обида, какую, по его мнению, она нанесла ему, еще и разозлила его, больше, чем никогда, против Кардинала; он изо всех сил воспротивился его возвращению. Герцог д'Орлеан также этому противился, но сохраняя больше меры с этой Принцессой, делавшей все возможное, чтобы вернуть Министра. Коадъютор не слишком хорошо ей помогал, хотя и обещал употребить на это все влияние своих друзей. Он знал, что едва только тот вернется, как они уже не будут испытывать никакой нужды в нем, ни тот, ни другая; так он мог распрекрасно впасть в презрение. Он знал, что это участь всех тех, кто продает их службу своему же Принцу, [49] и кто прикладывает намного меньше усилий к исполнению своего долга, чем к тому, чтобы их подороже купили. Он с радостью, к тому же, взращивал втихомолку затруднения, представлявшиеся к его возвращению — он мечтал, если Королева потеряет на это всякую надежду, она будет обязана в конце концов поместить его на пост этого Министра, когда бы это было лишь для того, чтобы иметь преданного ей человека, заклятого врага Принца, делавшего все возможное, только бы ее огорчить. В таких видах не существовало никаких обязанностей, каких бы он для нее не исполнил, ни любезностей, о каких бы он забыл. Королева, однако, не воздавала ему пропорционально его чаяниям, потому что три друга Кардинала возложили на себя заботу оповещать ее, с каким намерением он все это делал. Они остерегали ее вносить какие-либо изменения по этому поводу, и вразумляли ее, когда видели, что она совсем готова поддаться ложной видимости.
Было бы невозможно, чтобы среди стольких происков народ не дал бы себя вовлечь в какое-нибудь неподчинение. Дурной пример имеет такую особенность, что развращает тех, у кого есть к тому хоть малейшая склонность. Итак, Парижане, видя, как их обременяют податями, и как Принцы крови, обычно служившие устоями Государства, были столь мало в согласии с Королевой, что они, по всей видимости, поддержали бы горожан, если бы те уклонились от исполнения их долга, били Служителей, собиравших эти подати. Они даже бросили одного или двух в воды Сены; это посеяло такой ужас среди остальных, что большинство покинуло их Бюро. Дело было слишком большой важности, чтобы стерпеть его безнаказанно — кроме того, что следовало подавить такое правонарушение, это было вернейшее средство погубить доходы Короля, если не будет отдан соответствующий приказ. Именно отсюда черпали наиболее ясные и наиболее наличные средства для расходов по поддержанию его Дома и его Войск. В самом деле, этот город производил [50] столько денег, что как бы и невозможно этого как следует понять.
Итак, Королева, показывая, что она не намерена дремать при таких обстоятельствах, скомандовала в то же время двум Ротам Гвардейцев оказать вооруженную помощь Служителям. Эти две Роты находились на их Квартирах в стороне Медона и двинулись в путь в тот же час; Месье Принц, имевший сведения, что его вновь собирались схватить, счел, так как у него не было никаких известий о причине их внезапного вооружения, что они направлялись исключительно для окружения Дворца Конде.