Под девичьим именем.
Я нашел его резоны убедительными; итак, вернувшись к Месье Ле Телье, я ему сказал по секрету, как узнал, что Дама, чье имя упоминалось в моих памятных записках, наверняка была в Пьер Ансиз, дабы он не счел меня неблагодарным из-за моего настойчивого возвращения к нему после трудов, уже возложенных им на себя. Я сделал ему это признание, тем не менее, со всеми возможными для меня предосторожностями, чтобы не навредить тому, от кого я получил все эти сведения. Я ему сказал, что это не только было естественно для несчастного пытаться помочь другому несчастному, но еще он был бы достоин Божьей кары, если бы не оказал такой помощи со всем усердием; такого сорта поступки совсем не противоречили интересам службы Короля, особенно когда к ним приступали справедливыми и разумными путями, какими и были те, что давали знать о невиновности обвиняемого. Месье Ле Телье ответил мне со своим обычным достоинством, что вовсе не было никакой необходимости для меня принимать столько трудов, оправдывая поступок того, кто доставил мне это известие; довольно было бы моей заинтересованности в этом деле, дабы побудить его к исполнению своего долга; я получу ответ [145] на то, о чем просил его в настоящее время, точно так же и с той же быстротой, как получил его на мои памятные записки; его собратья не откажут ему в этом, особенно когда узнают, что он принимает в деле такое же участие, как если бы это было ради него самого. Я его поблагодарил, как и должен был сделать, за столь великую честность, и, проведя в ожидании ответа всего лишь двадцать четыре часа, узнал в конце концов, что Дама, кого я искал, была арестована под именем ее собственного семейства, а не под тем, какое носил ее муж. Это была уловка ее сына, чтобы еще больше сбить меня с пути и помещать мне узнать, что с ней стало.
Самое первое, что я сделал, получив такой ответ, это попытался узнать о причине ее заточения. Распорядился ее арестовать Месье Граф де Бриенн, Государственный Секретарь по Иностранным Делам, но так как он обладал довольно сложным и довольно странным характером, да еще в настоящий момент находился в ссоре с Месье Ле Телье из-за какого-то дела, касавшегося их должностей, и в каком они оба почитали себя заинтересованными, мой покровитель попросил меня поискать кого-нибудь другого для оказания услуги, какая мне потребовалась теперь от этого человека. Когда дело на этом остановилось, я обратился за помощью непосредственно к Месье Кардиналу. Так как именно он посоветовал мне поначалу добиться любви этой Дамы, я позаботился осведомить его обо всех милостях, каких я добился от нее. Ему было известно также о горе, какое меня постигло, когда я увидел крах моего дела из-за несчастного случая, приключившегося с ней. Он мне сказал даже, что, должно быть, меня преследует какой-то дурной рок, поскольку не в первый раз он видел меня накануне выгодной женитьбы, и в конце концов я оставался ни с чем.
Дурное настроение Месье де Бриенна.
Как бы там ни было, этот Министр не мог найти ничего нехорошего в том, что я говорил с ним об особе, с какой он сам же меня свел, и потому я рассказал ему о том, где она сейчас находится, и о моей [146] нужде в его помощи, чтобы ее оттуда вытащить. Этот Министр был настолько рад оказать услугу всем на свете, когда она ему ничего не стоила, что милостиво принял мою мольбу. Он мне сказал подать ему памятную записку об этом деле, а он уже направит ее Графу де Бриенну. Я написал ее в четверть часа, а когда принес ему, он ее не принял; вместо этого он сказал мне представить ее самому, от его имени, этому подчиненному Министру. Я так и сделал, но либо он не поверил, что я явился из такого высокого места, или же он был в своем неучтивом настроении, как случалось с ним довольно частенько; Месье де Бриенн ответил мне, что ему уже все уши прожужжали об этом деле, но оно так дурно пахло, что он просто удивляется, как это честные люди хотели еще в него вмешиваться. Он передал мне это все лишь через посредство своего служителя, кто считал себя обязанным поддерживать свое творение из страха, как бы не обнаружилось, что за пять сотен пистолей, полученных им от моего так называемого пасынка, именно он провернул подобное мошенничество. Но так как я всего этого не знал, меня охватил испуг от такого сорта разговоров, и, если бы не шла речь о моем собственном интересе, не знаю, может быть, я бы скорее все это бросил, чем рискнул ввязываться в такое настолько некстати. Я сказал себе, так как я узнал, что эта Дама достаточно горда и мстительна, что, очень возможно, она затевала что-то против Министра. Резон к подозрению у меня имелся; у нее был дядя, кото Его Преосвященство еще и в настоящее время держал в изгнании, и я слышал, как она порой оплакивала его участь.
Ей очень нужно было бы в этот момент превратить меня во влюбленного, дабы преодолеть это препятствие; в самом деле, так как не существует ничего такого, чего бы любовь не могла добиться, мой испуг вскоре исчез бы перед ней. Однако, либо я был более заинтересованным, чем сам о себе полагал, или же сострадание к ее положению произвело на меня тот же эффект, какой могла бы произвести любовь, [147] но я все-таки вернулся к Графу де Бриенну два дня спустя, чтобы узнать, не найдется ли у него для меня более милостивого ответа, чем тот, что он мне уже дал. Он принял меня еще хуже, чем в первый раз. Я пожаловался на него Кардиналу, и так как знал, что его надо заранее предупредить, по меньшей мере, не ожидая гибели ее дела перед ним, я ему сказал на всякий случай, не зная, однако, лгу я или нет, что один служитель этого Государственного Секретаря настраивал против меня своего мэтра; якобы мне сказали, будто тот позволяет себе брать деньги, а так как у сына моей заключенной их было много, по всему видно, что он склонил того к своим интересам новыми подарками, и так как именно этим способом удобнее всего можно было удушить невиновность, я подвергался большому риску совсем пропасть, если Его Преосвященство не предоставит мне свое покровительство во всех формах; ведь я просил у него только справедливости, и если бы Дама оказалась виновной, далеко не желая ее оправдывать, я бы первый потребовал процесса над ней.
Кардинал вмешивается.
Его Преосвященство выслушал мои резоны, и, так как я выбрал для изложения их момент, когда он только что выиграл пятнадцать сотен пистолей, он находился в столь добром настроении, что сказал мне следовать за ним в его кабинет. Он вызвал туда одного из своих Секретарей и сказал ему в то же время написать записку Графу де Бриенну, дабы доставить к нему немедленно регистр всех заключенных, пребывавших в Пьер Ансиз. Граф не осмелился сопротивляться приказу вроде этого, и, вынужденный ему подчиниться, он принес этот регистр, и я тут же увидел, что Дама была арестована по тем причинам, о каких я недавно догадался. Я был счастлив убедиться, что это вовсе не было тем, чего я опасался; итак, ничто не мешало мне больше употребить все мои силы ради ее доброй участи; я умолял Месье Кардинала распорядиться принести те письма, о каких упоминалось в деле, дабы он сам увидел, настолько ли они преступны, как о них [148] говорили. В нем нашлось довольно доброты, чтобы отозваться на мою мольбу. Месье де Бриенн отослал служителя, кто вместе с ним принес регистр на отыскание этих писем. Он не замедлил вновь появиться, и когда он разложил письма на столе Его Преосвященства, и едва я взглянул на них, как признал, что они фальшивые. Я тут же сказал об этом Министру, а также о том, что наговор был так груб, что они не позаботились даже подделать ее почерк; он был совершенно отличен от ее собственного, и даже настолько не похож, что не было никакой нужды в экспертах для проверки этого факта; я предложил, если Его Преосвященству будет угодно задержать эти письма, принести ему через один момент несколько настоящих, написанных ко мне рукой обвиняемой; милосердие и даже справедливость требовали не заставлять ее больше страдать, поскольку она была невиновна, и она была заточена, как злодейка, и это было весьма печально и очень жестоко в то же время по отношению к особе, обладавшей кое-каким происхождением и никогда не подававшей повода к подобному наказанию.