Лишь ночной северный ветер шуршал в саду да верёвочная лестница Муми-тролля колотилась о стену Муми-дома.
«Я мог бы и сейчас совершить побег, — подумал Муми-папа. — Что до моего возраста, тут фактически и говорить-то не о чем».
Он хихикнул про себя, просунул ноги в окно и притянул к себе верёвочную лестницу.
— Эй, папа, — сказал Муми-тролль, стоявший возле окна. — Что ты задумал?
— Гимнастика, сын мой, — ответил Муми-папа. — Это полезно! Шаг вниз, два вверх, один вниз, два вверх. Полезно для мускулов.
— Только смотри не грохнись, — сказал Муми-тролль. — Как подвигаются мемуары?
— Отлично, — ответил Муми-папа и перебросил свои трясущиеся ноги через подоконник. — Я совсем недавно сбежал. Хемульша в слезах. Колоссально трогательный эпизод.
— Когда ты прочтёшь его нам? — спросил Муми-тролль.
— Скоро. Как только доберусь до лодки, — сказал Муми-папа. — Будет ужасно приятно прочесть то, что сам написал.
— Ещё бы, — зевая, сказал Муми-тролль. — Ну пока.
— Пока, пока, — сказал Муми-папа и отвинтил колпачок авторучки.
Так-так. На чём же это я остановился… Ах, да, я совершил побег, а утром… Нет, про то будет дальше. Сейчас я должен описать ночь побега.
Всю ночь я шагал по незнакомой мрачной местности. Мне было так жалко себя! Я не смел остановиться, не смел глазеть по сторонам. Кто знает, что может вдруг оказаться во мраке! Я пробовал петь «Как нехемульск этот мир» — утренний марш найдёнышей, но голос мой дрожал и только нагонял на меня страх. Ночь была сплошной туман, густой, как овсяный суп на молоке, которым пичкала нас Хемульша; ночь стлалась над вересковой пустошью и превращала кусты и камни в бесформенных зверей, они выплывали мне навстречу, тянулись ко мне лапами… О, как мне было жалко себя!
Даже сомнительное общество Хемульши утешило бы меня в эту минуту. Но нет: вернуться назад — никогда! Никогда после такого исполненного величия прощального письма.
Наконец стало светать.
И на восходе солнца случилось прекрасное. Туман сделался таким же алым, как вуаль на воскресной шляпе Хемульши, весь мир в мгновение ока показался мне приветливым и пунцовым, как роза! Я стоял остолбенев, смотрел, как исчезает ночь, и насовсем отринул её со своего пути, я стоял лицом к лицу со своим первым утром, моим собственным, лично моим! Дорогие читатели, представьте себе мою радость и ликование, когда я сорвал со своего хвоста ненавистную пломбу и зафиндюлил её далеко в вересковые кусты! А потом я исполнил новый танец свободы муми-троллей в прохладном, блистающем весеннем утре, запрокинув голову и навострив свои хорошенькие ушки.
Никогда больше не умываться! Никогда больше не есть только потому, что часы показывают пять! Никогда больше не поднимать хвост на караул в приветствии, а приветствовать разве что какого-нибудь короля, никогда больше не спать в квадратной комнате цвета пльзенского пива! Долой хемульш!
Наконец солнце взошло, оно заискрилось на паутине и мокрых листьях, и в колыханиях туманов я увидел Путь. Путь, петляющий через вересковую пустошь прямо в большой мир, прямо в мою жизнь, которой предстояло стать исключительно, необычайно прославленной, не похожей ни на чью другую.
Перво-наперво я съел тыквенное пюре и бросил банку. Других вещей у меня не было. Мне ничего не надо было делать, ни из-под палки, ни по старой привычке, ибо всё было абсолютно новое. Никогда ещё мне не было так хорошо.
В этом необычайном расположении духа я пребывал до самого вечера. Я был до того занят собой, до того полон ощущением свободы, что наступление сумерек нисколько не встревожило меня. Напевая песню собственного сочинения с исключительно громкими словами (которые я, к сожалению, забыл), я побрёл прямо в ночь.
Ветер с незнакомым приятным запахом овевал меня, наполнял ожиданием. Тогда ещё я не знал, что это был запах леса, аромат мха, папоротника и множества больших деревьев. Почувствовав усталость, я свернулся калачиком прямо на земле и подоткнул свои озябшие лапы под живот. Пожалуй, я всё же не стану основывать приют для найдёнышей. Ведь их находят не так уж часто. Некоторое время я лежал, размышляя над тем, что лучше: стать искателем приключений или знаменитостью. В конце концов я решил стать знаменитым искателем приключений. И прямо перед тем как заснуть, я подумал: завтра же утром!