Я сделал широкий жест и ответил, что, дескать, хемульши, сударыня, меня больше не интересуют. Я построил дом! Скромный двухэтажный дом. А сейчас я очень устал, очень счастлив и страшно хочу есть! Я привык есть в пять часов. А ещё я бы не отказался от капельки золотой краски на…
— Вот как? Золотой краски! — с кислой миной перебила меня ежиха. — Свежая простокваша ещё не готова, а вчерашнюю я всю подъела. Вы вот пришли, а я как раз мою посуду.
— Ну что же, — ответил я. — Одной миской простокваши больше, одной меньше — это не так уж важно для искателя приключений. Прошу только, сударыня, оставьте посуду и подите взгляните на мой новый дом!
Ежиха недоверчиво поглядела на меня, вздохнула и вытерла лапы полотенцем.
— Ну ладно, — сказала она. — Придётся потом снова воду подогревать. Где ваш дом? Это далеко отсюда?
Я пошёл вперёд, и чем дальше шёл, тем сильнее меня начало мутить неприятное предчувствие. Мы дошли до речки.
— Ну так?.. — сказала ежиха.
— Сударыня, — сказал я с жалким видом, указывая на изображенный на песке дом. — Вот так я представляю себе свой дом… Перила веранды с узором из сосновых шишек. Ну и… это самое… Не одолжите ли вы мне, сударыня, лобзик…
Я совершенно смешался.
Дорогие читатели, вы, конечно, понимаете, что я до того размечтался о постройке собственного дома, что и взаправду стал думать, будто дом уже готов. Это бесспорно свидетельствует о мощи моего воображения — моей индивидуальной особенности, которая впоследствии наложит отпечаток на всю мою жизнь и жизнь моих близких.
Ежиха промолчала, посмотрела на меня очень долгим взглядом, что-то пробормотала, чего я, к счастью, не расслышал, и пошла своим путём домывать посуду.
Я ступил в речку и без единой мысли в голове побрёл по прохладной воде. Речка бежала, как бегут все речки — прихотливо и не спеша. Она была где прозрачной и неглубокой, с маленькими камешками на дне, где поглубже, потемнее и поспокойнее. Солнце стояло низко и было совсем красное, оно било мне в глаза между стволами сосен, и я, жмурясь, брёл по воде всё дальше и дальше.
Но вот в голове у меня снова как шумнёт: «Шурум-бурум!» — и явилась новая идея. Если я и вправду построю дом вот на этой красивой лужайке, поросшей цветами, я испорчу всю лужайку, не так ли? Дом должен быть построен обок лужайки, да вот жалость — обок лужайки нет для него места. А ещё, представим себе, я заделался-таки домовладельцем. Совместимо ли это — домовладелец и искатель приключений? Несовместимо, скажу я вам!
Далее. Подумать только, мне пришлось бы всю свою жизнь прожить по соседству с ежихой! Надо полагать, она принадлежит к древнему роду ежей с таким же, как у неё, характером. Вот и получается, что, отказавшись от постройки дома, я избежал трёх больших бед и должен испытывать чувство глубокого удовлетворения.
Теперь, задним числом, я смотрю на историю с домом как на свой первый большой жизненный опыт, имевший величайшее значение для моего дальнейшего развития.
Словом, оставшись при своей свободе и чувстве собственного достоинства, я брёл по речке в воде, пока ход моих мыслей не прервал тихий весёлый звук. Прямо посреди речки вертелось красивое водяное колесо, сделанное из колышков и тугих листьев. Я остолбенел от удивления и в следующее мгновение услышал голос: «Это эксперимент. Счётчик оборотов». Прищурившись, я поглядел против солнца и увидел пару ушей изрядного размера, торчащих из кустика черники.
— С кем имею честь?.. — спросил я.
— Фредриксон, — ответили уши. — А сам-то ты кто такой?
— Муми-тролль, — сказал я. — Беглец, рождённый под совершенно особенным расположением звёзд.
— Под каким? — спросил Фредриксон с явным интересом, и я очень обрадовался, ибо впервые мне задавали разумный вопрос.
Так вот, я выбрался из речки, уселся бок о бок с Фредриксоном и — он ни разу меня не прервал — поведал ему о всех знаках и знамениях, сопутствовавших моему появлению на свет. Я рассказал о красивой корзинке из листьев, в которой нашла меня Хемульша. Рассказал о её чудовищном приюте и моём непонятом детстве, о приключении на весеннем льду, о моём драматическом побеге и описал ужасное странствие по вересковой пустоши.
Под конец я пояснил Фредриксону, что решил стать искателем приключений. (О доме, нарисованном на песке, и ежихе я умолчал — повествование следует всегда ужимать.)
Фредриксон слушал с серьёзным видом и прядал ушами в подобающих местах. Когда я умолк, он долго думал и наконец сказал:
— Оригинально. Весьма оригинально.