Воспоминания Де Сегюра о Русской кампании в комплиментах не нуждаются. Но, тем не менее, этот поход, так сказать, не пережит им самим, и не мог быть пережит. Состоя при генеральном штабе, Де Сегюр сам не испытал тех страданий, которые выпадали на долю солдат и офицеров армии – и о которых мы хотим знать как можно больше.
Этими подробностями и интересны мемуары Бургоня – этот человек умел видеть и рассказать об увиденном. В этом отношении он не уступает капитану Куанье, записки которого издал Лоредан Ларше. «Тетради» Куанье, сделавшиеся классическими в своём роде, открыли собой новую серию военных мемуаров, принадлежащих обычным людям. Точное описание их впечатлений, вероятно, будет ценным и интересным.
Нам нет необходимости особо подчёркивать драматизм картин, описанных Бургонем. Мы можем лишь отметить описание оргии в церкви в Смоленске, кладбища устланного множеством обледеневших трупов, через которые несчастный шагает, пробираясь к храму, привлекаемый звуками музыки, которую он принимает за небесную, между тем как её производят пьяные люди на полусгоревшем органе, готовом рухнуть в любую секунду. Это, действительно, невозможно забыть.
Ценность этих воспоминаний и в знакомстве с психологией солдата, удручённого невзгодами – это поистине ужасающая драма голода. Бургоня нельзя упрекнуть в бессердечности: проявления эгоизма настолько противны его натуре, что вслед за ними немедленно следуют угрызения совести. По мере сил он помогает своим товарищам, спасает погибающих. Ужасы, совершающиеся на его глазах, трогают его до глубины души: он видел, как солдаты обирают падающих, но ещё живых товарищей, как другие (хорваты) вытаскивают из пламени человеческие трупы и пожирают их. Он видел, как, за недостатком перевозочных средств, войска покидали раненых, простиравших с мольбою руки, волочась по снегу, обагрённому их кровью, между тем как их товарищи безмолвно проходили мимо, размышляя о том, что их ожидает такая же участь. На берегу Немана Бургонь, напрасно просил проходивших мимо солдат, помочь ему. Один только старый гренадер подходит к нему.
«Мне нечего вам протянуть!» – говорит он, показывая кисти рук, лишённые пальцев.
Когда войска входят в города, где рассчитывают найти конец своим страданиям, в их сердцах, под влиянием надежды, разгорается чувство милосердия. Языки развязываются, люди начинают осведомляться о товарищах, самых слабых несут на скрещённых ружьях. Бургонь видел солдат, много лье тащивших на плечах своих раненых офицеров. Не забудем и тех гессенцев, которые охраняли своего молодого принца от 28-градусного мороза,[2] простояв целую ночь, сплотившись вокруг его тела.
Между тем утомление, лихорадка, морозы, плохо залеченные раны, истощение – всего этого оказалось более чем достаточно до того, чтобы сержант отстал от полка и заблудился, как многие другие.
Он бредёт медленно и мучительно в полном одиночестве, часто увязая в снегу по плечи, считая себя счастливчиком, когда удаётся ускользнуть от казаков или найти надёжное место, чтобы спрятаться. Наконец, он находит путь своей колонны по трупам, разбросанным вдоль дороги.
В кромешной тьме ночи он попал на место сражения и, спотыкаясь о трупы, нашёл того, кто слабо кричал: «Помогите!» Он искал и нашёл старого друга, гренадера Пикара, опытного старого солдата и доброго малого, природная жизнерадостность которого, помогает ему преодолеть любые невзгоды.
Услышав, однако, от русского офицера, что Император и его Гвардия захвачены в плен, Пикар, которого внезапно охватил безумный порыв, выхватил оружие и крикнул: «Vive l'Empereur!» – как на параде.
Этот факт является самым примечательным – солдат, несмотря на все его страдания, никогда не обвинял единственную причину его несчастий. Он сохранял верность и преданность, будучи в убеждении, что Наполеон знает, как спасти армию и отплатить. Это была религия солдат. Пикар, как и все старые солдаты Императора, думал, что когда они с ним, все хорошо, всегда с ними удача что, с Императором ничего нет невозможного. До определённого момента Бургонь разделял эту точку зрения. И все же, когда они вернулись во Францию, его полк сократился до 26 человек!
Их кумир всегда глубоко трогает их. Когда Пикар увидел его перед переправой через Березину, он прослезился и воскликнул: «Наш Император идёт пешком! Он – этот великий человек, которым все мы так гордимся!»