Однако остаться при консульстве Кубы не удалось. Правительство Кубы отправило на обучение специалиста по железнодорожным перевозкам, а не по иностранным языкам.
Хранилище памяти мамы. «Мигель лучше меня понимал, что я никогда не приеду на Кубу. Мне же периодами казалось, что я решусь. Прощались мы так, как будто должны были скоро встретиться. Мигель улетел».
Мне в это время исполнилось два года. На память остались маленькие старые черно-белые фотографии, которые мама делала на загранпаспорт, а мы свернули на новый путь в нашем Лабиринте жизни.
«Ешь, а то Боженька тебе уши отрежет»
В яслях каждое утро на завтрак была каша. Я не любила кашу вообще, но манную особо ненавидела. Мне нравился компот из сухофруктов. Собственно, манную кашу не любили все дети, а многие при этом еще и плохо пользовались ложкой. Тех, кто не хотел есть кашу, докармливали. Много позже один мой знакомый вспоминал, что у него в детстве с этим тоже были проблемы.
Хранилище памяти знакомых. «В летнем лагере для детей дошкольного возраста была превентивная мера по освоению выделенных на завтрак объемов манной каши: «Кто не съест завтрак, гулять не пойдет». Но мне хотелось не просто гулять, а первым прибежать и построиться, уцепившись за веревочку, с помощью которой нас водили. Долгое время мне это не удавалось. В конце концов, однажды я просто запихал манную кашу себе в штаны и первым прибежал на построение. Моя уловка, естественно, сразу была раскрыта».
На лето меня отправляли в ближайший пригород, в частный дом бабки Люси. Дом казался мне очень большим, и в нем всегда было прохладно. Бабка Люся готовила на чугунной дровяной плите, обложенной кирпичом, с двумя, опять же, кирпичными дымовыми трубами и множеством заслонок. Насчет питания у бабки Люси был особый пунктик, который встречается у многих людей, переживших ужасы войны. Она готовила не просто много, а ужасно много и вкусно. Еда, разложенная на тарелках, просто физически не могла уместиться в маленьком ребенке. «Вот, смотри, Боженька видит, как ты портишь еду!», – говорила бабка Люся, указывая на чадящую лампаду в углу большой комнаты. – «Ешь, а то Боженька тебе уши отрежет!»
Это коммунальная квартира…
После свадьбы родителей бабке Нине удалось выбить для нашей маленькой семьи комнату в коммунальной квартире, в которой жила она сама. В квартире проживало много семей (их количество я не могла тогда сосчитать), но в более позднем возрасте, уже после частичного расселения, связанного с увеличением нормы площади на жильца, в квартире осталось семь семей.
Бабка Нина имела активную позицию в жизни и завоевала себе определенный авторитет среди соседей, показав полную компетенцию в вопросах уничтожения тараканов и прочих мелких вредителей, сбора средств на оплату коммунальных услуг (ее расчет, сколько и за что с кого собирать, всегда был точен), а также контроля за очередностью дежурств по уборке мест общего пользования. В случае невыполнения основных правил совместного проживания бабка Нина всегда шла на открытую конфронтацию с нарушителем. И однажды у нее произошел конфликт с соседкой, которую она презрительно называла «Асолоткина», а я – «тетя Аня».
Суть конфликта, естественно, трехлетнему ребенку не была понятна, но его последствия запомнились мне на всю жизнь. «Асолоткина» перешла к активным действиям против тирании бабки Нины и начала с того, что демонстративно обрезала бельевые веревки, на которых сушилось наше постельное белье. Акция не возымела практического эффекта: моя мама просто скрыла этот факт. Тогда тетя Аня решила перейти к более продуктивным действиям и вылила бабкининин суп, найденный на газовой плите, в унитаз. Но тут приключился конфуз, потому что суповая кастрюля принадлежала многодетной семье Бурунчановых, и разразился огромный скандал, но совсем не там, где нужно. Тут-то и выяснилось, что все эти провокации направлены исключительно против бабки Нины.
Финал противостояния был таков. Однажды вечером они столкнулись в нашем длинном, плохо освещенном, узком и извилистом коридоре на встречном движении и начали толкаться, так как комплекция у обеих дам была очень даже широкой. Когда бабке Нине все эти телодвижения надоели, она просто с размаху возложила сырые яйца, которые несла на кухню в обеих руках, на голову «Асолоткиной». Враг капитулировал, вопя и причитая.