Мемуары. Письма. Эссе
«Жизненная позиция в наше время — вещь сложная»: Переписка Д. Самойлова с А. Черняевым[3]
№ 1. Д. Самойлов — А. Черняеву. 07.07.1978[4]
07. VII.78
Дорогой Толя!
Всегда что-нибудь помешает — либо я отключусь слишком рано, либо кто-нибудь встрянет. Последний раз произошло и то, и другое.
‹…›
Думаю, если в следующий мой приезд (в начале сентября) ты будешь в столице, нам бы с тобой хорошо смыться на дачу и посидеть вдвоем. Мне этого давно хочется по многим причинам.
Во-первых, многое хочется у тебя спросить. Жизненная позиция в наше время — вещь сложная. И нуждается во многих коррективах, потому что многие аспекты жизни мы отвергаем или принимаем по привычке, по традиции, мало зная и понимая. Думаю, что глубинное содержание главных явлений мы с тобой понимаем сходно. Так мне кажется по урывкам, по отрывкам наших общений. Но сказать наверное я не могу.
Перед большей частью людей, которых я знаю и с которыми общаюсь, дилемма стоит как будто так: действовать или бездействовать, т. е. вписываться в действительность (вписываются очень по-разному, с любой стороны, но в сущности это одно и то же) или уходить. Причем решение принимается без знания к чему прилагаться и от чего уходить. Мы мало знаем структуру времени.
А дилемма совсем другая: знать или не хотеть знать.
Я по устройству своего характера предпочитаю знание действию.
Как когда-то Блок сказал, что слово это дело поэта, можно сказать сейчас: дело поэта — знать.
Так вот. Если у тебя тоже есть потребность поговорить, мы это осуществим. Вообще-то круг людей, с которыми хочется поговорить, у меня все уменьшается. В большинстве случаев я все знаю наперед. И человек, вроде Вадика[5], для меня — сборник цитат из давно читанного. ‹…›
Но, как всегда, будем надеяться на лучшее.
Напиши, если будет время и охота.
Привет всем твоим.
Твой Д.
№ 2. А. Черняев — Д. Самойлову. 11.07.1978
11 июля 78. Вторник
Дорогой Дезик!
Я все порывался в последние дни тебе написать, но не было адреса. Фигель[6] по телефону не отвечает. Левка уехал опять в ФРГ… писать о Малой земле с другой (с той) стороны[7].
‹…›
На днях, перед отъездом, он потащил меня к Лильке[8]. Я сопротивлялся, боясь обычных пошлостей, когда меня начинают допрашивать, почему это так, а это не так и т. п. Но, во-первых, пришлось-таки пойти (сама Лилька включилась), а во-вторых, ничего «этого» не произошло, была встречная разведка с отчасти лагерным вокабулярием, который меня всегда умиляет в устах рафинированных интеллигентов. А Левка сидел и помалкивал, видимо, очень довольный, что он нас свел. Ну, хватит об Л. Ушел я довольный собой и всеми.
‹…›
Теперь вкратце о жизни. Меня, Дезька, в самом деле очень волновала твоя лаконичная раскладка на этот счет. Скажу тебе, что, несмотря на всю «врожденную» (с отрочества, от школы) близость нашу, придыхание-то у меня к тебе тоже есть. Я горжусь, что я не просто рядовой почитатель, а еще и… Тем не менее я не осмелился позавидовать, как в нескольких фразах была сказана суть. Для меня, ты понимаешь, проблема в том, прилагаться или нет.
Проблема — приложившись раз и навсегда, как делать «хорошо» (в толстовском смысле) на предназначенном шестке. Помогает мне то, что, как мне кажется, я достаточно «знаю» (в твоем смысле), чтобы перед кем-либо оправдываться. Словом, я думаю, у нас состоится сентябрьская дача. Я вроде бы никуда не собираюсь в это время. А отпуск у меня в августе.
Обнимаю тебя. И привет Гале. Т.
№ 3. Д. Самойлов — А. Черняеву. 16.08.1978
16.08.78
Дорогой Толя!
Рад был твоему письму. Я понимаю всю особенность твоего общения. Общение субординационное неполноценно. А в «дружеском», особенно со старыми товарищами, неизбежен момент «прощупывания» и «испытания».
В случаях же социальной неполноценности, как у Вадима, это и задирание, и желание «врезать», потому что это единственный способ «врезать». На другие у него нет ни характера, ни идей, ни храбрости.
3
4
В настоящем издании в письмах сохранены особенности авторской орфографии и пунктуации. —
5
6
7
8