– Ничего, ничего, ничего! Это «ничего» похитило Томазо делла Кроче из Минервы? Это «ничего» зверски его убило и бросило тело гнить в богомерзком месте?
– Не спрашивайте меня о том, где виновник, Ваше Высокопреосвященство, так как я не могу вам сказать.
– Не можешь или все-таки не хочешь?
– Не могу, Ваше Высокопреосвященство.
– И ожидаешь, что я тебе поверю?
– Если так будет угодно Вашему Высокопреосвященству, да.
– Но это мне не угодно! Совсем не угодно! Кардинал откинулся на спинку кресла и подпер подбородок рукой. Он пристально смотрел на меня гневным взглядом.
– Позволь мне кое-что тебе сказать, Пеппе.
– Как угодно Вашему Высокопреосвященству.
– Ко мне поступили некоторые сведения… сведения, касающиеся деятельности… как бы выразиться?.. некой конфратерии еретиков здесь, в Риме. Я точно не знаю характера их теологических заблуждений, но у меня есть причины полагать, что это какой-то вид гностицизма. Милый Боже, нет ничего нового под солнцем, как утверждает Кохэлэт! Гностицизм! Он, значит, не умер ни с Василидом, ни с альбигойцами.
Он внимательно следил за моей реакцией, я видел это.
– Я мало знаю о такой ереси, – сказал я. – И совсем ничего не знаю об альбигойцах.
– Они были искоренены, слава Господу и нашему святому отцу Доминику, – ответил он. – Но только не их сатанинское учение. Оно снова зародилось здесь в Риме, и оно процветает. Я этого не потерплю!
Он замолчал на мгновение, затем, понизив голос, сказал:
– Сожжение этой ведьмы… Лауры де Коллини… имело для тебя определенную важность, ведь так?
Я ничего не ответил.
Он продолжил:
– Важное значение, раз стало элементом в твоем нелепом и провалившемся плане избавить мир от моего инквизитора?
– Это ваши слова, Ваше Высокопреосвященство.
– Вертеп еретиков, процветающих в Риме, имеет отношение к той девушке, ведь так?
– Я действительно не знаю, Ваше Высокопреосвященство.
– А я тебе говорю, что имеет! – закричал он, вдруг снова вспыхнув гневом. – И когда я выясню точный характер этой связи… когда я… мой гнев… мой гнев поразит их как огонь с неба, можешь быть уверен! Они связаны с исчезновением и смертью инквизитора?
– Не знаю.
– Ты ведь лжешь мне, Пеппе?
– Нет, Ваше Высокопреосвященство.
– Где отец девушки, патриций Андреа де Коллини?
– Не имею понятия.
«По крайней мере, это правда», – подумал я.
– И какова связь между ним и еретической конфратерией?
– Тоже не имею понятия.
Теперь голос кардинала был ровен, размерен, совершенно спокоен и чудовищно зловещ.
– Я проведу свое собственное расследование, Пеппе. Если я обнаружу – клянусь Богом – если я обнаружу, что ты хоть как-то замешан, хоть в каком-нибудь из этих…
– Уверяю вас, Ваше Высокопреосвященство…
– Если я обнаружу, что это так, ты у меня будешь молить о смерти, ты у меня проклянешь день, в который родился.
«Я это делаю уже многие годы», – подумал я.
– Ты у меня под подозрением, Пеппе. Сожалею, но это так. И вот еще что: пока у меня не будет твердых доказательств того, что ты совершенно не связан ни со смертью моего инквизитора, ни с вертепом еретиков, мы не друзья. Понятно?
– Очень об этом сожалею, Ваше Высокопреосвященство, и понимаю вас.
На следующий день на аудиенции у Льва, на которой я тоже присутствовал, Каэтан сообщил Его Святейшеству полученные им сведения. К счастью для меня, Лев находился в рассеянном состоянии и никак не мог сосредоточиться на словах Каэтана. Я знал, что его полностью занимают препирательства с Францией.
– Секта гностиков, говоришь? Еретики?
– Гностики, едва ли что-то другое, Ваше Святейшество.
Лев с огромным трудом поднялся с кресла:
– Не потерплю этого в моем городе! Не потерплю! Когда такой бардак в Германии, не могу позволить себе еретиков у себя на пороге. Гностики, говоришь?
– Да, Ваше Святейшество. Сообщение из надежного источника.
– В чем их заблуждение?
Лев задал этот вопрос безразлично или почти безразлично. Я даже думал, он надеялся, что Каэтан не станет отвечать, поскольку, по мнению Рима, все еретики одинаковы.
– В общем, Ваше Святейшество, первый принцип философии гностиков…
– Проследи, чтобы инквизитора похоронили как следует, хорошо? Во всяком случае, то, что от него осталось. В Минерве, думаю. Да, там, кажется, лучше всего. Со всеми почестями, разумеется.
– Конечно, Ваше Святейшество. Так вот, как я уже начал говорить…
– Где, ты говоришь, его нашли…
– В Колизее, Ваше Святейшество.
Лев поежился:
– Как ужасно! И виноваты гностики? Здесь, в Риме? Наглость просто! И чего они не отосрутся от нас и не уберутся к безумному монаху? Думаю, даже они его не вынесут.
– Основной посылкой веры гностиков, Ваше Святейшество…
– Ой, ради любви Девы Марии, не надо мне говорить. Не хочу знать!
– Говорят, что во время своих… своих святотатственных… литургий они совершают друг с другом просто гнусные действия.
Лев вдруг заинтересовался:
– Да? Какие действия, Каэтан?
– Ну, я… я только слышал… женщины с женщинами…
– И мужчины с мужчинами? – спросил Лев слишком даже оживленно.
– Да, Ваше Святейшество, мужчины с мужчинами. Мерзость.
– Ну да, конечно. Совершенно отвратительно! А что именно они делают…
– Ваше Святейшество должны поспешить уничтожить этот раковый нарост.
– Разумеется, разумеется. Но сейчас я полностью занят государственными делами. Война с Францией…
– Ваше Святейшество должны предоставить это мне. Но мне потребуется письменное поручение.
– Оно у тебя будет, Каэтан!
И у меня потемнело в глазах.
Что мне было делать? Если Каэтан примется за нас и всех уничтожит, что станет с истиной в этом мире лжи и заблуждений? Кроме того, мои друзья расстанутся с жизнью так же, как и Лаура, – страшно, в страдании, позорно. Нет! Нет, я не мог допустить катастрофы. Лев должен умереть до того, как успеет наделить полномочиями Каэтана.
Позднее Лев спросил меня:
– Что тебе известно о философии гностиков, Пеппе?
– Очень немногое, – солгал я.
– Я почти ничего не знаю. Я думал, что гностиков уже давно нет. Ведь это ересь из ранних веков веры?
– Кажется, так, Ваше Святейшество. Но к чему такая спешка? Может быть, они совсем не так опасны, как представляет вам Его Высокопреосвященство.
Лев решительно помотал головой:
– Нет, Пеппе, нельзя, чтобы они были здесь. Только не здесь, не в моем городе. Ты представляешь, что скажет этот ублюдок Лютер, если узнает? Все будет в тысячу раз хуже, чем сейчас. Я принял решение. Если они все-таки есть, то нужно, чтобы их не стало.
Так что я был вынужден тоже принять решение: нужно, чтобы Льва не стало. Он должен вступить во тьму, которая уже приняла Андреа де Коллини и Томазо делла Кроче.
Устроил я все при помощи яда, конечно, – но только не в жопе, а в вине. Достать яд было довольно просто: я уже говорил вам, что Рим – прямо-таки город отравителей. Скажем откровенно: этого товара хоть завались. Я купил порошок, который, как сказала продавшая мне его старая карга, действует наверняка, так как составлен из внутренностей жабы в смеси с волосками от выкидыша-урода и определенными травами с берегов Нила.
– Хватит нахваливать товар, – сказал я ей. – Он подействует?
– Даю слово, господин.
– И чего стоит твое слово?
– Если не подействует, принесите назад, и я сама его выпью.
Я не совсем понял логику ее ответа, но все равно заплатил пять дукатов. Старуха сказала мне, что по своему действию яд сильно напоминает малярийную лихорадку или острый приступ простуды, что превосходно подходило для моего плана.
Вечером 24 ноября 1521 года мы получили сообщение о том, что столица Ломбардии взята. Лев, Серапика, Джиберти (епископ Веронский) и я уже перебрались в Мальяну. Здесь-то секретарь кардинала де Медичи и сообщил нам эту счастливую весть. Лев проводил первую утреннюю молитву, он как раз читал слова «и избавил нас от рук врагов наших…» из Benedictus, когда ворвался секретарь. Лев обрадовался и разволновался – на самом деле он чуть было совсем не лишился сил, так что его пришлось отнести на носилках в его личные покои, где Лев и сидел, тяжело дыша, выпучив глаза и разинув рот. В Рим немедленно были посланы гонцы с приказом начать победные торжества и стрелять из пушки замка Сан-Анджело. В самой Мальяне на всю ночь устроили фейерверк в сопровождении музыки и залпов орудий. Говорят, что в Мальяне и в Риме в ту ночь одновременно были зачаты сотни детей.