Это дело, которое, казалось, должно было повлечь за собой столько последствий, напротив, покончило с тем, что более всего могло способствовать беспорядкам, ибо Коадъютор прекратил посещения Дворца Правосудия и, таким образом, не появляясь там, где бывал Принц, не подавал более поводов опасаться происшествий, подобных тому, какое едва не случилось. Тем не менее, поскольку событиями чаще управляет судьба, чем избранный людьми образ действий, она столкнула Принца с Коадъютором, и притом тогда, когда они менее всего искали встречи друг с другом. Это произошло, правда, при обстоятельствах, весьма отличных от тех, в каких они сошлись во Дворце Правосудия, ибо однажды, {34} когда Принц вместе с герцогом Ларошфуко покидал Парламент, отъезжая в своей карете и провожаемый несметной толпою народа, он столкнулся с процессией из Нотр-Дам и с Коадъютором в епископском облачении, идущим позади ковчежцев с мощами и священных реликвий. Принц тотчас остановился, дабы выразить свою величайшую почтительность к церкви, и Коадъютор, с полнейшей невозмутимостью продолжая свой путь, когда поравнялся с Принцем, отвесил ему глубокий поклон и дал ему, равно как и герцогу Ларошфуко, свое пастырское благословение. И тот и другой приняли его со всеми внешними проявлениями почтительности, хотя ни одному из них, разумеется, отнюдь не хотелось, чтобы оно возымело действие, которое отвечало бы сокровенным пожеланиям Коадъютора. Тогда же народ, следовавший за каретою Принца и возмущенный происшедшим у него на глазах, обрушил на голову Коадъютора тысячу проклятий и уже собирался разорвать его в клочья, но Принц приказал своим людям спешиться и обуздать ярость толпы.
V
(август 1631-март 1632)
Между тем все способствовало усилению недоверия и подозрений в Принце: он понимал, что совершеннолетие наделит короля самодержавной властью; он знал, что восстановил против себя королеву, и явственно видел, что, смотря на него как на единственное препятствие к возвращению Кардинала, она не остановится ни перед чем, чтобы его погубить или выслать. Дружба герцога Орлеанского представлялась ему весьма непрочной и ненадежной опорой, едва ли способной поддержать его в столь трудные времена, и он отнюдь не был уверен, что она надолго останется искренней, поскольку герцог всегда находился под очень сильным влиянием Коадъютора. Столь многочисленные поводы к опасениям могли с достаточным основанием усилить недоверие Принца и воспрепятствовать ему явиться в Парламент в день объявления короля совершеннолетним, но все это еще не могло бы склонить его к решению порвать со двором и удалиться в свои губернаторства, если бы дела обстояли по-прежнему и если бы его продолжали удерживать надеждою на какую-то возможность договориться.