Я ничего не скажу здесь об этом произведении. Что бы я ни сказал о нем, я не сделаю его более достойным уважения. Нужно, чтобы оно было таковым само собой да так и предстало глазам других; может быть, я обманусь в моем суждении о нем, потому что приложил к нему руку тем или иным образом, а ведь всегда становишься любителем того, что сделал. В самом деле, не являясь отцом, я помогал ему в выборе направления. Итак, я не должен быть менее подозрителен, чем мэтр, желающий поговорить с учеником; он прекрасно знает, что тому воздадут всю славу за то, что было рекомендовано педагогом. Я, значит, не скажу ничего из страха самому подвергнуться цензуре, лучше я приберегу для нее других. Мне больше нравится оставить всю славу Месье д'Артаньяну, если рассудят, что он достоин хоть какой-нибудь за составление этого труда, чем разделить с ним позор, если публика сочтет, что он не сделал ничего стоящего. Все, что я выдвину в мое оправдание, если я, конечно, не скажу ничего, что может обидеть, так это то, что приготовленные для меня материалы виновны во всем нисколько не меньше, чем я сам. Никто не сумеет построить большой и великолепный дом, если в его распоряжении не окажется того, что потребно для осуществления проекта. Никто не сможет также мелкий бриллиант заставить выглядеть превосходным, какую бы ловкость он при этом ни проявил; но поговорим по чистой совести; и к чему мне притворяться скромником? Я говорил против моего собственного чувства, когда заявлял об отсутствии у меня материалов или о том, что не смогу сложить их наилучшим образом. Скажем же лучше с полной откровенностью, что материал, найденный мной здесь, драгоценен сам по себе, и, вполне возможно, я найду, как им воспользоваться не самым дурным способом.
Часть 1
/Неуместно хвастать своим происхождением/ Я не стану вовсе забавляться здесь рассказами ни о своем рождении, ни о своей юности, потому что не нахожу, что мог бы о них сказать достойного отдельного рапорта. Когда я скажу, что рожден Дворянином из хорошего Дома, я извлеку из этого, как мне кажется, мало проку, поскольку происхождение есть чистое проявление случая или, лучше сказать, божественного провидения. Оно позволило нам родиться, как ему было угодно, и чем же нам тут хвалиться. К тому же, хотя имя д'Артаньян было уже известно, когда я явился на свет, а я послужил тому, чтобы возвысить его звучание, потому что судьба была ко мне порой снисходительна; тем не менее этого далеко не достаточно, чтобы его известность сравнилась с Шатийонами на Марне, Монморанси и некоторыми другими Домами, что блещут среди Знати Франции. Если и пристало кому-то похваляться, хотя этим кем-то должен быть разве что Бог, то это особам, вышедшим из столь прославленного ряда, как этот. Как бы там ни было, воспитанный довольно бедно, потому что мой Отец и моя Мать не были богаты, я не думал ни о чем ином, как уйти на поиски судьбы, как только достиг пятнадцатилетнего возраста.
Все Недоросли Беарна, Провинции, откуда я вышел, были в том же настроении, как потому, что эти люди очень воинственны, так и потому, что скудость их Страны не обещает им никаких особых наслаждений. Еще и третья причина подгоняла меня, ничуть не наименьшая — она и до меня призвала нескольких моих соседей и друзей как можно раньше покинуть уголок их очага. Бедный дворянин из нашего ближайшего соседства ушел в Париж несколько лет назад с маленьким сундучком за спиной, и он добился столь великого положения при дворе, что если бы он был так же гибок характером, как и храбр, он мог бы пожелать всего. Король отдал ему Роту Мушкетеров, единственную в те времена (динственная Рота — поначалу Корпус Мушкетеров Короля состоял из одной-единственной роты, ее капитаном и был Месье де Тревиль. Корпус разросся при Людовике XIV, в рамках систематической реформы армии, проведенной Лувуа). Его Величество даже говорил, чтобы лучше засвидетельствовать уважение, какое он к нему питал, что если ему придется выдержать какую-нибудь личную схватку, он не пожелает никакого другого секунданта, кроме него.