/Настроение Мушкетеров./ Пока он совершал там такое количество передвижений, как если бы Армия в пятьдесят тысяч человек гналась за ним по пятам, кто-то из Канцелярии сообщил одному из своих друзей, принадлежавшему к Дому Короля, что тому следовало бы подготовиться к переходу в Германию; Его Величество, не имея лучших войск, чем те, что находились там, собирался их туда отправить; в настоящее время работали над отсылкой приказов, и в самом скором времени они будут получены. Это уведомление исходило из слишком надежного места, чтобы этот Офицер в нем усомнился; итак, слух тотчас же распространился среди войск, он сделался настолько всеобщим четыре часа спустя, что не было никого в этой маленькой армии, кто бы об этом не знал. В то же время несколько мушкетеров, и особенно те, кто в прошлом году были отправлены в Германию, под предлогом перехода в Шалон, громко заявили, что они туда вовсе не пойдут. Они даже осмелились публично жаловаться, якобы их надули, поскольку, под предлогом вояжа в сорок лье, их заставили маршировать без денег, без экипировки и даже без белья в столь отдаленную страну. Ла Ривьер попытался заставить их замолчать, из страха, как бы Король не услышал их, и как бы он этим не возмутился; но так как он не обладал даром заставить себя бояться, и даже в меньшей степени, чем заставить себя любить, поняв, что, несмотря на все им сказанное, они будут продолжать говорить не больше, но и не меньше, он сообщил об этом мне.
Едва я об этом узнал, как отправил к ним одного из моих друзей, кого все они знали, потому как частенько видели его вместе со мной. Я отдал ему приказ сказать им от моего имени, что если они пожелают сделать мне одолжение, они не будут говорить в таком роде; однако, так как я полагал, что исключительно недостаток денег вынудил некоторых из них дойти до принятия такого решения, я дал две тысячи луидоров моему другу, дабы он одолжил их всем тем, кто в них будет нуждаться. Я рассчитывал сдержать их этим; но никто не принял моих денег, либо из надменности, либо небольшая распущенность, как очень, на то похоже, возбудила в них желание вернуться оттуда в Париж. В самом деле, после того, как Маркиз де Рошфор исполнил отданные ему приказы, то есть, употребил весь фураж, что находился вокруг Маастрихта, и как только он получил новый приказ передать Дом Короля в руки Ланкона, Лейтенанта Телохранителей, для препровождения его к Виконту де Тюренну, кто был в стороне Везеля, все эти бунтовщики открыто дезертировали, все равно как если бы от них одних зависело, оставаться или же уходить. Ла Ривьер не посмел воспользоваться своей властью, чтобы принудить их остаться; либо он счел, что с мушкетерами совсем не то, что с другими войсками, какие прекрасно обязывают служить, вопреки всему, кем они там являются, либо он оказался более дрябл, чем должен быть в ситуации, вроде этой.
/Дезертиры./ Итак, их ушло около тридцати человек, и так как им предстояло перейти Арденны, что протянулись почти на тридцать лье от Льежа до Седана там, где они рассчитывали проложить их путь, они выбрали себе в Командиры одного Лейтенанта Кавалерии, кто пожелал удалиться к себе, потому как не ему, а другому отдали освободившуюся Роту в его полку. Я был предупрежден о том, что произошло, и написал ко Двору, дабы был выпущен приказ арестовать их по прибытии в Париж, если, тем не менее, они смогут добраться до цели, учитывая количество лесов, какие им надо было пересечь; все случилось так, как я того и желал.