Извратили даже случай, который произошел со мной в Польше и о чем я уже здесь подробно писала. В фильме это было так: в кадре видно мое искаженное лицо, причем речь идет о том же самом фото, которое мне хотел продать вымогатель, назвавшийся Фрейтагом, еще до процесса против редакции «Ревю». Далее в фильме — стоящие на коленях с завязанными глазами люди, на которых направлены ружейные стволы, слышатся выстрелы, и сразу смена кадра — на земле лежат трупы. Следующий кадр опять демонстрирует мое лицо, но уже крупным планом.
Каждый, кто это увидит, должен подумать, что я присутствовала при казни евреев. Такой монтаж кадров искажает истину. Еще в 1950 году, когда я вела процесс против издателей журнала «Ревю», из-за такой же клеветы Берлинский суд подтвердил, что история вымышленная. В Польше я не видела ни одного расстрелянного — ни военного, ни гражданского.
Когда же теперь я смотрела эту невероятную фальсификацию, а сотрудники телевидения обещали говорить только правду, я чуть не сошла с ума — потеряла сознание, и пришлось вызвать врача.
Мои усилия воспрепятствовать показу фильма или хотя бы вырезать порочащие меня сцены остались безрезультатными. Врач запретил мне принимать участие в прямом эфире. Таким образом, организатор всей этой махинации Клод Торрацинта[547] должен был вести передачу без меня — гостевое кресло осталось пустым. Думаю, что в моем состоянии я не была бы готова защищаться от гнусных инсинуаций. Я поручила своему адвокату проследить, чтобы эта передача больше нигде не выходила в эфир. Адвокат Мюллер-Герне, который уже несколько раз меня консультировал, добился запрета без возбуждения дела. Я отказалась от подачи жалобы на возмещение ущерба. Мне хотелось покоя, чтобы наконец-то сконцентрироваться на написании мемуаров.
Я должна была писать
Судя по записи в ежегоднике, первую попытку я предприняла 1 ноября 1982 года. Передо мной чистый блокнот. Если бы я предчувствовала, что это дело будет стоить мне пяти лет жизни, я бы не решилась. Это было ужасное время. Не потому, что я стала заложницей работы, приковавшей меня к письменному столу и заставившей отказаться почти от всего, что я любила, а потому, что в эти годы меня сопровождали болезни, затруднявшие мое писательство.
Я раздумывала, с чего начать. Варианты были разные. С середины жизни, или немного позже, чтобы оглянуться на юношеские годы и период становления, или совсем традиционно — с детства. Я остановилась на последнем варианте — хронологическом, — чтобы не запутаться в сложном лабиринте моей судьбы. Кроме того, я думаю, что у меня очень рано проявились свойства характера, определившие мой жизненный путь.
Должна признать, что вначале я чувствовала себя неуверенно и, наверное, даже отказалась бы от этой задачи, если бы ни поддержка Вилли Тремпера, вселявшая в меня мужество. Мои первые попытки осуществлялись в его присутствии. Он заставил меня сначала кое-что рассказать, а потом заявил: «Вот только так ты и должна писать». И Раймунд ле Визер был моим «крестным отцом». Я попросила его прочитать первые главы, и они ему понравились. Я постепенно становилась более уверенной в себе.
Когда пришла зима, я затосковала по горам. Упаковала папки с документами и поехала с Хорстом в Санкт-Мориц. Чистый воздух позволил мне намного лучше работать и одновременно там же принимать грязевые ванны. Едва я распаковала чемоданы, как вновь уехала, правда, ненадолго, всего на несколько дней, из Санкт-Морица. МОК пригласил на демонстрацию моих олимпийских фильмов.
В Лозанне меня сердечно приветствовало множество гостей, в том числе и Моник Берлиоз, сотрудник Олимпийского комитета, и моя добрая подруга. В изящных апартаментах, предоставленных мне, в больших вазах стояли великолепные розы, каких я еще никогда не видела. Эта атмосфера роскоши, которой я никогда не искала, мне понравилась, и я слегка расслабилась. Когда за несколько часов до начала церемонии меня навестила Моник, она выглядела встревоженной.
— Лени, я должна сообщить плохую новость, — сказала она. — Мне очень жаль. Мы так радовались вашему визиту.
Я не смогла выговорить ни слова.
Моник продолжала:
— Сегодня утром нашего президента месье Самаранча предостерегли, что следует ожидать протестов по поводу вашего присутствия на показе олимпийского фильма.
547
Торрацинта Клод — швейцарский тележурналист, в 2002 г. выпустил документальный фильм «Мемуары пограничников» о позиции швейцарских властей в годы Второй мировой войны.