Надо было думать об отступлении, и император направился к Аустерлицу, еще занятому отрядом Багратиона, превратившимся теперь в арьергард. Туда собрались и его адъютанты: генерал-адъютант Ливен, генерал Милорадович, князь Михаил Долгоруков, младший брат князя Петра, гораздо умнее, чем тот. Он был ранен в бедро, что, однако, не помешало ему продолжать сражаться. Я заметил среди них также и несчастного Вейротера, который был на всех пунктах сражения и подвергал себя риску с большим мужеством, желая помочь беде, одним из главных виновников которой был он сам. Он падал от усталости, был в отчаянии и поспешил исчезнуть, даже не пытаясь оправдаться. Некоторые офицеры, которым удалось взять нескольких пленников, представляли их императору, уверяя его в своей преданности повторяя, что они готовы пролить свою кровь для славы и спасения империи.
Я не знаю, что сталось с нашими друзьями, но ни один из них не явился на это собрание. Разделенные смятением, происшедшим на всех пунктах, они не могли найти императора и, кажется, растеряли свои экипажи.
В то время как все мы находились подле императора, генерал. Милорадовдч довольно странным образом обратился ко мне со словами: «Как это вы можете быть так спокойны?» При этом он взглядом указал мне на генерал-адъютанта графа Ливена, лицо которого выражало страшное беспокойство и глубокое уныние.
Было крайне необходимо принять меры для поддержания сношений с Багратионом, который один остался на месте перед торжествующими войсками Наполеона, так как можно было опасаться, что замешательство может произойти и в его отряде. Генералу Винцингероде поручили доставить Багратиону приказ отступить к Аустерлицу и продержаться там насколько возможно дольше, не подвергая себя тем не менее какой-либо опасности.
Вскоре мы услышали крики французских солдат. Ими возвещалось прибытие к армии Наполеона. День склонялся к вечеру. Генералы вернулись на свои посты, а император для безопасности должен был отправиться в Голич. Проехав вперед, чтобы видеть, что делалось на нашем левом фланге, я встретил бежавшие в полном расстройстве колонны генерала Бугсгевдена. Бедный генерал потерял шляпу, платье его было в беспорядке. Завидя меня еще издали, он закричал: «Меня покинули, меня принесли в жертву». Он продолжал свое отступление, а я поспешил к императору.
Настала ночь, и мы шагом брели по шоссе, ведущему в Голич. Император был чрезвычайно подавлен. Страшное волнение, перенесенное им, отозвалось на его здоровье. Я был с ним один и кое-как помогал ему. Мы провели так два дня и три ночи, прежде чем добрались до Голича. Проезжая через деревни, мы только и слышали несвязные крики солдат, искавших в вине забвения превратностей судьбы. Местным жителям приходилось от этого очень плохо, и вокруг нас постоянно происходили беспорядочные сцены. Проездив несколько часов, мы прибыли, наконец, в более значительное селение. Там я нашел комнату для императора, и мы немного отдохнули. Лошади наши все время были наготове, на случай преследования. В самом деле, если бы несколько французских эскадронов были посланы докончить наше поражение, я не знаю, к чему бы это привело.
В союзных войсках не было больше ни полков, ни главного корпуса; это были просто толпы, бежавшие в беспорядке, грабившие и тем еще больше увеличивавшие безотрадность этого зрелища. Я хотел соединить обоих императоров в одном месте, чтобы лучше обеспечить их безопасность, но это мне не удалось. Император Франц брел своей дорогой, поручая мне иногда передать от его имени утешение Александру. Оно заключалось всегда в одном и том же: он уверял нас, что уже переживал подобного рода несчастья и, хотя в данный момент зло обрушивалось непосредственно на него, он все же далеко не терял надежд.
Глава XIII
Лето 1809 года
Революция, заставившая Густава-Адольфа отказаться от трона. Сведения, полученные от весьма осведомленных шведов, замешанных в этих событиях
Давно уже поведение шведского короля приняло такой характер, благодаря которому он не мог рассчитывать на расположение своих подданных. Его не любили за произвол и властолюбие, проявленное им на Норкопингском сейме и в разных других случаях. Даже люди самые умеренные и миролюбивые опасались его склонности заниматься одними лишь крупными общественными вопросами, совершенно не считаясь с выгодами и интересами своей страны, которые требовали, наоборот, чрезвычайно осторожной, скорее даже пассивной политики, могущей предохранить Швецию от вмешательства в какую-нибудь разорительную войну. Со времени разрыва с Россией опасения шведов еще более возросли. Однако факты показывают, что король мог бы удержаться на троне. При умелом направлении военных действий и правильном употреблении тех средств, какие давала ему Швеция, он не потерял бы Финляндии. Но для этого требовались ум и умение приобрести любовь народа.