Наши части находились тогда в самом жалком состоянии; в Риу-Гранди их можно было одеть и снабдить всем необходимым.
Чрезвычайно важное значение этого пункта определялось не только тем, что он контролировал вход в лагуну и являлся единственным портом провинции; но и тем, что в этом месте находилась atalaya, т. е. сигнальная мачта для судов, с которой им указывали уровень воды у места выхода из озера в море.
К несчастью, в этой экспедиции случилось то же, что и при Такуари. Хотя вылазка, осуществленная с чрезвычайной предусмотрительностью и в тайне, была близка к успешному завершению, мы не достигли никаких результатов, ибо не нанесли решительного удара.
После восьмидневного похода, преодолевая не менее 25 миль в день, мы неожиданно подошли к траншеям, окружавшим крепость. Это было в одну из тех зимних ночей, когда тепло и приют кажутся счастьем; наши бедные воины свободы, оборванные и голодные, коченея от стужи, ибо в течение всего похода лил дождь и дул холодный ветер, в полном молчании бесстрашно приблизились к укреплениям, охранявшимся часовыми.
Лошади были оставлены невдалеке под присмотром кавалерийского эскадрона, и каждый, затянув потуже свои жалкие лохмотья, приготовился к штурму, который должен был начаться при первом возгласе часового — «кто идет?»
Республиканские воины овладели стенами крепости со стремительностью, которой могли бы позавидовать лучшие солдаты мира. Сопротивление противника на стенах было слабым, артиллерийский и ружейный огонь — незначительным, и наши люди, взобравшись на плечи друг другу, скоро сумели проникнуть внутрь крепости. Несколько более упорное сопротивление оказали четыре форта, которые господствовали над укреплениями. В час пополуночи началась атака, а к двум часам, без единого выстрела, мы уже овладели траншеями и тремя фортами, понеся при этом незначительные потери.
Захватив траншеи и три форта из четырех, мы не смогли удержать их за собой. Это кажется невероятным, но, увы, и на этот раз должно было случиться самое худшее. Звезда республики клонилась к закату, и военное счастье отвернулось от нашего предводителя.
Оказавшись внутри города, наши изголодавшиеся, оборванные воины решили, что дело сделано и что теперь не остается ничего другого, как хорошо поесть, еще лучше выпить, одеться и захватить добычу. Поэтому большинство их разбрелось в разные стороны с мыслью о грабеже.
Тем временем несколько тысяч имперских войск, оправившись от неожиданности, собрались в укрепленной части города.
Мы атаковали их, но были отброшены. Попытка собрать наших людей, чтобы возобновить атаку, оказалась бесполезной; те же, кого удалось встретить, были нагружены бутылками и пьяны; обремененные добычей, они не хотели больше рисковать жизнью. Некоторые из них сломали ружья, когда выламывали ими двери домов и лавок, которые они хотели грабить; другие потеряли кремни от ружей.
Неприятель со своей стороны не терял времени. Несколько военных судов, оказавшихся в порту, заняли позицию напротив тех улиц, которые были заняты нами, ибо город раскинулся непосредственно на берегу лагуны.
Из Риу-Гранди-ду-Сул, расположенного за несколько миль на противоположном берегу, на помощь неприятелю прибыло подкрепление, а единственный форт, который мы по своей неосмотрительности не захватили, был занят неприятелем.
Самый же большой из всех четырех фортов (он был захвачен нами ночью штурмом), который занимал доминирующее положение в центре линии траншей и обладание которым имело наиболее важное значение, был выведен из строя ужасным пороховым взрывом, в результате чего было убито и ранено много наших людей.
Катастрофа произошла утром, когда еще не совсем рассвело, и я навсегда запомнил увиденное мною: наши люди, находившиеся в форту, подброшенные взрывом в воздух, напоминали светлячков из-за горевшей на них одежды; они падали на землю в страшно изуродованном виде.
Наконец к полудню самая славная из наших побед обратилась постыдным отступлением, почти бегством. Те немногие, которые стойко сражались до конца, плакали от ярости и унижения.
Мы потеряли, сравнительно с численностью нашего отряда, огромное количество людей, и от нашей славной пехоты, состоявшей из освобожденных рабов, уцелели жалкие остатки. Небольшой кавалерийский отряд, участвовавший в экспедиции, прикрывал отступление. Наша колонна двинулась к своему лагерю в Белья-Виста, а я остался с горстью моряков в Сен-Симоне, имении, расположенном на берегу озера Патус. Морской экипаж насчитывал теперь не более сорока человек, офицеров и рядовых.