Выяснив, в чем дело, я потребовал, чтобы чужак — как оказалось, это был врач Инджа, посланный им — немедленно покинул мой дом, или я предъявлю ему обвинение в незаконном проникновении в чужое жилище. В конце концов психиатр понял, что ему не удастся ни допросить, ни смутить меня пристальным разглядыванием.
— Позвоните Инджу, — сказал он, — и пообещайте не звонить в полицию.
Я позвонил Инджу, рассказал о том, что произошло в Хермитс-Глене и попросил немедленно приехать и разобраться. Индж высокомерно ответил: «Не могу, я сегодня развлекаюсь».
Я тут же набрал «0» и закричал оператору: «Немедленно полицию в Хермитс-Глен! На мой дом напали, весь пол в крови!»
Психиатр пулей слетел по ступенькам и умчался в своей машине. А Пэт встал на четвереньки и начал счищать пятна крови с ковра.
Выиграв эту схватку, я позвонил Одри Вуд, ненавидевшей Пэта и обожавшей Райана и, задыхаясь, рассказал ей обо всем произошедшем.
— Только что, — сказала она мне, — Райана выпустили под залог из тюрьмы, куда Пэт засадил его, якобы как грабителя. Я велела ему ехать в отель «Голливуд-Рузвельт» и ждать там тебя.
Я в сопровождении полиции покинул свой дом в Хермитс-Глене и поехал в отель, где вскоре встретился с Райаном. На следующий день мы вместе улетели в Манхэттен…
Но я неумолимо шел к психушке, и в 1969 году — в точном соответствии с тем, что написано в тексте «Бара токийского отеля», после моего полета в Токио с Анной Мичэм, когда она рассказала мне, что вышел номер журнала «Life» с сообщением о моей творческой смерти — жизнь моя и на самом деле дала трещину.
Она шла наперекосяк уже несколько лет, но в тот год по ней пошли трещины, сравнимые только с теми, что возникли на Западном побережье после недавнего землетрясения.
Я люблю людей, которые окружают меня здесь, в Венеции, люблю их всех Сильвию Майлс, Джо Далессандро, Пола Моррисси, крошку Энди Уорхола, так похожего на потерявшегося маленького мальчика — потерявшегося во времени.
Моррисси особенно удивляет меня. Мне бы очень хотелось сделать с ним фильм по одному из моих рассказов — может быть, «Двое на вечеринке» — самый подходящий? Попрошу его прочитать этот рассказ. Но я слишком уважаю его, чтобы принуждать к этому.
Надеюсь, морально скоро станет легче, и я смогу быть не один — хочется думать, что два этих желания не противоречат и не противостоят друг другу…
Мне нравится Рекс Рид. С первого момента нашей встречи мы с ним могли общаться друг с другом; боюсь только, что я говорил слишком много, когда он интервьюировал меня для «Esquire». Нет, беру свои слова назад. Я, конечно, не щипал за задницу чернокожего официанта в ресторане «Бреннан», но натуру мою он уловил верно.
Вчера выдался на редкость приятный день. Я проспал почти до самого вечера в люксе уже привычного мне отеля «Эксельсиор» под мягкий неустанный шорох Адриатического моря прямо под моим балконом, потом немного поплавал. Для этого приходится добираться до Лидо, и про воду нельзя сказать, что она такая же прозрачная, как в Средиземном море у Таормины (или была там когда-то). Потом подошло время выпить с Пэт и Майклом Йорком. Билли Барнс все организовал, пока я спал — да, а потом был звонок из Лондона — Мария прилетает завтра, и ее голос по телефону был теплым и бодрым.
Естественно, было и много того, что так раздражает путешествующих в одиночку. Я чувствую себя путешествующим в одиночку даже с целой толпой народа — когда мне не с кем разделить мои комнаты. Я не умею собираться. У меня заняло сорок минут надеть фрак со всем остальным. Брюки, конечно, оказались где-то на дне чемодана, я уже начал проклинать все и вся, думая, что взял только пиджак. Но когда я все нашел и надел свой наряд — рубашку с кружевными манжетами, выглядывающими из рукавов на вполне благоразумную длину, черный галстук, купленный случайно (можно ли вещь купить случайно?) — было еще слишком рано для коктейля, назначенного на шесть часов.
В нетерпении я позвонил Билли и сказал, что будет веселее, если мы встретимся в холле отеля, а не в салоне моего люкса, и как всегда, я ошибся — было не только не лучше, но существенно хуже. Я сидел с Билли за столиком на четверых, а какая-то жалкая проститутка начала играть на пианино прямо за моей спиной.