Двор отправился в Павловск в первых числах мая, и помолвка Великой Княжны Елены была вскоре отпразднована там очень торжественно.
Восемнадцатого мая Великая Княгиня Елизавета родила дочь17). Государь был очень обрадован рождением внучки, которое ему было объявлено почти в тот же момент, когда курьер из армии привез ему вражеские знамена и известие о победе Суворова в Италии18). Государь любил выставлять на вид это обстоятельство и объявил себя покровителем новорожденной, к которой, как говорил он, могли плохо относиться потому, что это не был мальчик.
Рождение маленькой Великой Княжны сделало меня более чем счастливой. Я была в Павловске на крестинах. Утром того же дня Государь позволил Великому Князю просить, каких он пожелает, милостей для особ его двора. Великий Князь попросил у него: Александровскую ленту для графа Толстого, Св. Анны для Ададурова, камергера его двора, и большую Екатерининскую ленту для графини Шуваловой. Как только указы об этом были подписаны и стали известны графу Ростопчину, он пошел к Императору и сказал ему, что он поступит несправедливо, если не даст Александровской ленты моему мужу, стоявшему во главе двора его сына и служившего всегда честно Великому Князю.
Император согласился с этими замечаниями и сказал Ростопчину напомнить ему о ленте после цремонии крещения. Мы ничего не знали об этом. Я ночевала в Царском Селе и попала в Павловск как раз к тому времени, когда мне следовало вместе с придворными отправиться в церковь. Церемония эта очень растрогала меня, в особенности когда Государь сам поднес ребенка к причастию. Он сделал это с особым чувством, что было замечено всеми. Когда я вернулась в гостиную, чтобы подождать там обеда, муж подошел ко мне и сказал:
— Толстому дадут Александровскую ленту, Великий Князь пожелал этого. Если у вас спросят, получу ли я, отвечайте, что вы ничего не знаете.
Император, возвратясь в кабинет, позвал Кутайсо-ва и сказал:
— Ростопчин говорил мне сегодня утром, что я что-то должен сделать, и я забыл... Ах, знаю! Позовите мне Головина и принесите мне Александровскую ленту.
Как только мой муж вошел в кабинет, Государь подошел к нему и сказал:
— Я совершил очень большую несправедливость и спешу исправить то, что сделано моим сыном без достаточного размышления. Вы более других достойны его внимания и расположения.
Государь послал Кутайсова сказать Великому Князю Александру, что он дал Александровскую ленту человеку, наиболее достойному этого знака отличия. В ту же минуту в кабинет вошла Государыня. Государь сделал знак моему мужу не благодарить ее. Она была крайне удивлена тем, что мой муж был наедине с Государем, а также лентой, которую она видела на нем. Нас уверяли, что она противилась этому, и, когда она вышла из кабинета, Государь сказал мужу:
— Я вам сделал знак не благодарить ее — уверяю вас — не за что было.
Великий Князь принял мужа с замешательством. Последний сказал ему, что ему очень тяжело, что он не может считать ленту знаком внимания его Императорского Высочества, что Великий Князь должен достаточно знать его, для того чтобы верить, что мой уж ценит не ленту, а его мнение, и, увлеченный горячностью своего характера, он позволил сказать себе слишком много суровой истины, чего подданный никогда не должен говорить монарху, как бы ни были искренни его намерения. Он попросил у Великого Князя разрешения подать в отставку. Последний слабо сопротивлялся. От Великого Князя муж прошел к Великой Княгине, чтобы поблагодарить ее. Она ничего не знала и поручила передать мне, чтобы я пришла к ней.
Я застала ее лежащей на кушетке и около нее княжну Четвертинскую19). Мой визит продолжался не долго: присутствие княжны стесняло меня. Я простилась с Великой Княгиней и прошла в помещение грат финн Толстой. Муж пришел туда немного спустя и передал мне все, что я рассказала выше. Я была глубоко взволнована этим. Он признался мне, что ему очень трудно было скрыть все, что в нем происходило, во время визита к Великой Княгине, которой он очень сочувствовал. Он сказал мне еще, что главной причиной, заставившей его покинуть двор, было все то, что подготовлялось в свите Великого Князя против Великой Княгини и чему он не мог противодействовать.
Он просился в чистую отставку. Но Государь позволил оставить двор, но не службу. Его Величество положительно потребовал, чтобы он взял какую-нибудь должность. Муж не мог ослушаться и попросил должность президента почты, где граф Ростопчин был начальником. Государь согласился и назначил его также сенатором.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ 1799 — 1800
Эта внезапная перемена была невыразимо тяжела для меня. Она дала повод к различного рода сплетням, одна хуже другой. Наши враги с низкой радостью видели, что теперь возможно осуществить все их интриги и облечь клевету видимостью правды.
Удаление моего мужа от двора Великого Князя было первым предметом их толкований. Вот как было это изображено Великой Княгиней. Эти подробности я узнала долгое время спустя.
На следующий день после крестин Великий Князь передал своей супруге, что Государь предоставил ему назначить, кому дать орден Св. Александра — моему мужу (гофмейстеру его двора) или графу Толстому (маршалу двора); и так как Толстой находился постоянно при нем и неутомимо исполнял все самые трудные обязанности, он думал, что было бы справедливее дать ленту Толстому, нежели моему мужу, стоявшему в стороне от него; но последний обиделся на то, сейчас же вышел в отставку и переменил должность при дворе Великого Князя на службу под начальством графа Ростопчина. Великий Князь тоже казался обиженным поведением моего мужа, и в особенности этим последним обстоятельством. Меняя двор Великого Князя на службу под начальством всемогущего в то время Ростопчина, мой муж, казалось, игнорировал Великого Князя и поступал по заранее задуманному плану.
Так понял эту историю Великий Князь и говорил: — Могли я когда-нибудь подумать, что Головин, которого я считал так привязанным ко мне, бросит меня из-за ленты? Я вижу теперь, что его прельщали только милости. Он думает, что ему будет лучше под начальством Ростопчина, и он прав: это значит укрыться ото всех опасностей. Но я не ждал от него этого.