Наконец, .графиня приехала ко мне, но счастье видеть ее было отравлено тем, что она рассказала мне про Императрицу.
Когда Толстая попросила позволения оставить ее, чтобы поехать ко мне, Ее Величество удивилась, что Толстой пришла в голову эта мысль.
— Как, — сказала она, — вы отправляетесь к графине Головиной?
— Да, Ваше Величество; она осталась моей подругой; никогда я не забуду того, что она для меня сделала и сколько вытерпела из-за меня. Признаюсь, я очень удивлена переменою Вашего Величества к ней.
— Ну вот, — возразила Императрица, — разве вы забыли историю с Ростопчиным?
Эта история была для меня тогда загадкой, объяснившейся много лет спустя. Нет ничего проще не знать о том, чего никогда и не думал совершать.
Графиня Толстая употребила все средства, чтобы ее муж опять стал бывать у нас, но это ей не удалось. Он отвечал ей, что Императрица Елизавета ему особенно запретила это.
Однажды вечером, в девятом часу, я была одна у себя в большой гостиной, дверь которой была открыта на перрон. Я видела между колонн перрона, как спокойно текла река. Вокруг меня царило молчание, но мое сердце страдало и находило мрачный оттенок в этом покое, слишком противоречившем моим чувствам. Мой муж и г-жа де Тарант гуляли; дети собирались спать; я была в глубоком одиночестве. Вдруг я услыхала топот лошадей. Я вышла на перрон и увидала Императрицу, ехавшую верхом, в сопровождении нескольких всадников. Она, заметив меня, пустила лошадь галопом и отвернула голову. У меня упало сердце. Я прислонилась к колонне и следила за ней взором, пока она не скрылась из виду. «Тебя презирают, обвиняют, быть может, ненавидят, — говорила я себе, — и все-таки ты любишь по-прежнему, как если бы ты была любима». Я смотрела на небо, прося Бога сжалиться надо мной. Слезы текли у меня из глаз и облегчали подавленное состояние моего сердца.
Двор отправился для коронации в Москву, Толстая последовала за ним. Согласно желанию своей матери, г-жа де Тарант обратилась за разрешением съездить в Париж, чтобы повидаться с матерью, и получила его.
Расставаясь с г-жой де Тарант, я живее, чем обыкновенно, чувствовала всю величину моих страданий. Она уехала 5 сентября, взяв с моего мужа торжественное обещание, что он привезет меня во Францию. Он согласился без труда. Его здоровье требовало особенного лечения, и воды ему были необходимы. Я тоже страдала от особых болей, постоянно возобновляющихся. Нервные припадки моей бедной матери окончательно расстроили мое здоровье. Это путешествие было необходимо. Но мысль расстаться с матерью была слишком тяжелой для меня и не позволяла мне думать об отъезде. Муж, к которому она питала материнскую любовь и который заслужил это своей заботой о ней и преданностью, преодолел все эти препятствия, убедил ее поехать вместе с нами. Она согласилась, и было решено, что в начале лета 1802 года мы уедем из России. Уверенность в этом возвратила мне мужество. Я чувствовала необходимость покинуть места моих страданий.
Я вернулась в город. Отсутствие г-жи де Тарант вызывало у меня чувство ужасной пустоты. Двор возвратился, и также Толстая. Однажды вечером она явилась ко мне как снег на голову; я была очень удивлена и в то же время довольна видеть ее. Поведение ее мужа нарушило наши обычные отношения. Она уже не бывала у меня каждый день. Он пожелал, чтобы она делала приемы и устраивала балы. Он предложил ей пригласить меня, но Толстая, зная меня хорошо, ответила, что я не соглашусь.
Она на некоторое время отдалась светской жизни. Но такое положение вещей не могло продолжаться долго, ее прекрасная душа чувствовала потребность в занятии, более достойном ее. Однажды вечером она пришла ко мне и сказала, что хочет поговорить со мной и желает быть уверенной, что нам не помешают. Мы условились, что на следующий день после обеда я закрою свою дверь для всех. Она пришла. Мы уединились в моем кабинете; и там она сделала мне самое искреннее признание о состоянии своего сердца, об его муках и минувших ошибках. Она прибавила:
— Вы знаете, что ваша нежная заботливость обо мне и искренняя дружба не могли развязать цепей, которыми опутала меня страсть. Но Бог сжалился надо мной. Когда я достигла вершины ослепления, тот, кто был его предметом, сам разрушил его. Известие об его браке открыло передо мною пропасть, в которую я собиралась бросаться. Я была в отчаянии и обратилась за помощью к духовному отцу: он очистил мое сердце, и я испытывала только любовь и благодар ность к нему за то, что он для меня сделал. Я прошу у вас прощения, что обманула вас. Я сказала, расставаясь с вами, что я излечилась от своей страсти, на самом же деле я только и думала, чтобы удалиться от вас и последовать за тем, кого я не имела права любить. Пусть это признание возвратит мне ваше доверие, и наша дружба будет основана только на религии; она будет чистой и вечной, и Бог сам благословит ее.
Легко понять, что я была глубоко тронута. Торжество добродетели дает испытывать истинное успокоение счастья. Восторженность и мечтание могут создать только химерическое положение. Одно является образом нетленной истины, другое же представляет собой тревожный сон, смущает наш покой. Победа над собою есть самая прекрасная изо всех побед; она уничтожает в нашей душе лживые стремления, которые мы стремимся осуществить, заполняя прошлое опасными воспоминаниями, опьяняющими нас и заглушающими рассудок. Мы должны их вызывать в себе только с целью упрека, вместо того чтобы лелеять их. Нельзя считать себя вылеченным, пока воспоминание об ошибке не доставляет муки. Мысли, как растения, посаженные в различные времена года: с постоянной заботой надо следить за их ростом и удалять сорные травы. Мой муж, рассчитывая уехать на семь лет, просил Государя купить наше имение против Каменного Острова. Государь очень милостиво согласился на это, и имение было продано. Если бы у меня был решающий голос в семейных делах, мы не продали бы его. Но муж был так несчастен, так возмущен всем происшедшим, что он готов был развязаться со всем своим имуществом.
Я аккуратно получала известия от г-жи де Тарант. Она писала ежедневно, в то время как меняли лошадей, и не переставала заниматься мной. С тех пор, как Толстая призналась мне во всем, я чувствовала себя легче с нею, и она возвратила мне свою прежнюю любовь. Я была также счастлива от мысли, что вновь нашла свою старинную подругу.
Наконец наступил май месяц. Мы должны были уехать в начале июня. За две недели перед нашим отъездом у португальского посланника был бал. Там должен был присутствовать двор. Муж сказал Толстой, тоже приглашенной туда, чтобы, если представится благоприятный случай, она попросила для него у Государя особой аудиенции, чтобы проститься с ним и поблагодарить его за все милости.
Толстая с готовностью взялась за это поручение. Танцуя полонез с Государем, она сказала ему:
— Ваше Величество, я обращаюсь к вам с просьбой о милости: граф Головин желал бы представиться Вам в особой аудиенции, чтобы поблагодарить Вас и проститься с Вами. Разрешит ли это Ваше Величество?
— Пусть приходит, — отвечал Государь, — с удовольствием; пусть приходит завтра в двенадцать часов дня ко мне в кабинет.