P. S. Я уже готовилась запечатать это письмо, когда получила ваше, от 10 июля, в котором вы мне описываете приключение с моим Наказом во Франции. Я знаю об этом анекдоте и даже с прибавлением, вследствие приказа герцога Шуазеля. Признаюсь, что я много смеялась, читая это в газетах, и нашла, что я достаточно отмщена.
Пожар, случившийся в Петербурге, по отчетам полиции, уничтожил всего сто сорок домов, между которыми было около двадцати каменных; все остальные были только деревянные лачужки. Сильный ветер разнес пламя и головешки во все стороны, отчего пожар возобновился на другой день и принял сверхъестественный вид; но, несомненно, что сильный ветер и чрезмерный жар произвели все это зло; все будет восстановлено. У нас строят гораздо скорее, чем в других странах Европы. В 1762 г. был пожар вдвое сильнее этого, уничтоживший большой квартал из деревянных домов; менее чем в три года он был построен из камня.
19
4—15 сентября [1771]
Милостивый государь, вы меня спрашиваете, правда ли, что в то самое время, как мои войска входили в Перекоп, на Дунае было дело, неблагоприятное для турок. Я вам отвечу, что на Дунае в это лето произошло всего одно сражение, в котором генерал-лейтенант князь Репнин рубил с своим отрядом турецкий корпус, приблизившийся, после получения от коменданта Джурджи сдачи этой крепости, почти так же, как Лаутербург перешел к австрийцам, когда г. де Ноайль командовал французским войском после смерти императора Карла VI. Так как князь Репнин заболел, то генерал-лейтенант Эссен хотел снова взять Джурджу; но приступ его был отброшен.
Однако, чтобы ни говорили газеты, Бухарест все еще в наших руках, со всеми береговыми крепостями Дуная — от Джурджи до Черного моря.
Я нисколько не завидую подвигам вашего отечества, которые вы мне описываете. Если прекрасные руки красавицы танцовщицы парижской оперы и комическая опера, составляющая восхищение вселенной, утешают Францию в уничтожении ее парламентов и в новых налогах после восьмилетнего мира, то надо согласиться, что они оказали правительству существенные услуги. Но когда эти налоги соберутся, то пополнятся ли сундуки короля и освободится ли государство от дальнейшей уплаты?
Вы говорите мне, что ваш флот приготовляется плавать от Парижа в Сен-Клу; вот вам новость за новость. Мой пришел из Азова в Каффу. В Константинополе очень огорчены потерей Крыма; для развлечения надо бы им послать комическую оперу и марионеток из польских бунтовщиков, вместо толпы французских офицеров, которые посылаются на гибель. Все любители зрелищ из моего войска могут смотреть драмы г. Сумарокова, в Тобольске, где много весьма хороших актеров.
Прощайте, милостивый государь, будем сражаться со злыми, не желающими оставаться в покое, и побьем их, так как они того желают. Любите меня и будьте здоровы.
Екатерина
20
30 января—10 февраля [1772]
<...> Многие из наших офицеров, которых вы, по любезности вашей, принимали в Ферне, вернулись в восторге и от вас, и от вашего приема. Действительно, вы мне даете весьма чувствительные доказательства вашей дружбы; вы распространяете ее даже на нашу молодежь, жаждущую вас видеть и вас услышать; боюсь, чтобы они не злоупотребляли вашей любезностью. Вы, пожалуй, скажете, что я не знаю, чего хочу и что говорю, и что граф Федор Орлов был в Женеве, не заехав в Ферне, но я немало бранила графа Федора за то, что он не съездил к вам, вместо того чтобы провести четырнадцать часов в Женеве: и если говорить откровенно, то его задержал ложный стыд. Ему кажется, что он недостаточно легко объясняется по-французски. На это я ему отвечала, что одному из главных двигателей Чесменской битвы было вполне позволительно не знать хорошо французской грамматики, и что участие г. де Вольтера ко всему, что касается России, и его дружба ко мне, заставляет меня предполагать, что, быть может, он бы не прочь был (хотя он и не любит резни) услышать подробности взятия Морей и двух памятных дней 24-го и 26-го июня 1770 г. от самого генерала, столько же любезного, сколько и храброго; и что он бы простил ему не совсем точное объяснение на иностранном языке, который многие из туземцев начинают забывать, если судить по пошлым и дурно написанным сочинениям, которые печатаются ежедневно. <...>